Близость с Джеком удивляет в самом лучшем смысле: весело, чувственно, даже восхитительно. Отдать контроль и не навязывать отметку на шкале между «заниматься любовью» и «трахаться» — оказывается, это очень бодрит. Он не знает меня, поэтому у него нет ни малейших ожиданий от моего тела. Это позволяет мне быть кем захочу в сексуальном плане. Я переживала, что мне будет не хватать Майкла и первое свидание окажется отравленным болью. Но, перестав копаться в себе и размышлять, в кого превращусь без одежды, я освобождаюсь от сексуальной идентичности, усвоенной за почти тридцать лет замужества.
Поднявшись по моему телу, Джек кладет одну руку мне на живот, а другую протягивает вверх, чтобы нежно накрыть ладонью сосок. Прикосновение к животу — именно оно воспринимается как сокровенное. Хотя меня всегда возбуждали ласки частей тела, предназначенных для секса, его внимание к, казалось бы, обычным местам — икрам, бедрам, животу — приводит меня в настоящий восторг.
— Ты в отличной форме, — говорит он. — И не поверишь, что у тебя трое детей.
— Спасибо, — говорю я. — Но они и правда все мои. В доказательство у меня есть растяжки и обвисшая кожа. — И тут же сожалею о сказанном: «Научись ограничиваться простым “спасибо”», — повторяю про себя уже второй раз за вечер. Если он не замечает, что я утратила упругость, не нужно самой указывать на это.
Он игриво сжимает мои руки, восхищаясь мышцами. От этих комплиментов я пылаю. Он не называет меня ни упругой, ни пышной — слова, которые ассоциируются у меня с сексапильностью, — а просто говорит, что я сильная. Знаю, что никто не может наделить другого человека силой, ее не подделать. Значит, это качество — полностью моя заслуга. Так вот чего мне хочется: быть немного дрянной девчонкой, немного непредсказуемой, но желающей и способной позаботиться о себе.
Он тянется за презервативом, который заранее положил на тумбочку, но я ловлю его за руку и прошу подождать.
Переворачиваюсь так, что оказываюсь верхом на нем, и кладу руки на его обнаженную мускулистую грудь. На ощупь кожа мягкая и гладкая, без единого волоска. Указательным пальцем провожу по татуировке на левом бицепсе. Большая птица размером с мой кулак, под ней надпись на латыни.
— Что здесь написано? — спрашиваю.
— Долгая история. Я сделал ее во время службы в армии, давным-давно, — говорит он.
Мои бедра скользят назад, и я оказываюсь на коленях, меж его ног. На миг останавливаюсь, чтобы полностью овладеть тем, что находится передо мной: у него эрекция, лобок совсем без волос. Я задумываюсь над своим недавним вопросом о том, что отличает одну киску от другой, и поражаюсь, насколько его член отличается от того, к которому я привыкла. Двадцать семь лет я видела только пенис мужа, и, к моему удивлению, он сильно отличается от того, что у меня перед глазами, — только вот чем именно? Неожиданно понимаю, что я не смогла бы адекватно описать член Майкла, даже если бы очень постаралась. Когда я в последний раз разглядывала его внимательно? И когда в последний раз я с вожделением (или хотя бы с полнейшей скукой) обхватывала его губами?
Я поглаживаю его яички — без волос они приятные, словно кожа младенца. Осторожно провожу по ним языком, он же хватает меня за волосы и стонет. Я скольжу обратно, прижимаюсь к нему и сама тянусь за презервативом, надрываю обертку и помогаю натянуть. Я была уверена, что презервативы радикально изменились за тридцать лет с момента, когда последний раз пользовалась ими, но нет: первое, что я ощущаю, когда он входит в меня, — нечто искусственное и липкое вместо теплой, мягкой кожи. Следом замечаю, что глубоко во мне этот мужчина — не мой муж — и я до сих пор в полной исправности.
Мы проводим в постели еще несколько часов, одаривая друг друга ласками и поцелуями, разговаривая между делом. Что бы ни думала об «этом», я доказываю себе, что, возможно, во мне оно еще сохранилось. Я ожидала слез, ностальгии по тому, как это было с Майклом, который так хорошо знал, что мне нравится и не нравится в постели. Оказывается, я эксперт по достижению оргазма, чего не удается многим женщинам, — так утверждает Джек, хотя выборка у него явно ограниченная. Я была уверена в разладе со своей сексуальностью, но выяснилось, что понимаю реакции тела и мне нравятся физические ощущения, возникающие во время секса. Да, я занималась им несколько десятилетий, но с одним и тем же мужчиной, когда за тонкой стеной спали дети. Но вот он, секс, который я помню с юности, — хищный, влажный, захватывающий. От него так и захватывает дух, а после хочется еще и еще. Теперь мне ничто не мешает создать себя новую любым способом, каким только пожелаю, и отбросить ту сексуальность, в жесткие рамки которой я когда-то себя загнала.