Через какое-то время — может быть, через несколько минут, хотя мне кажется, что прошли годы, — поднимаюсь с дивана. Могу неподвижно лежать здесь еще несколько часов, пока не придется забирать Джорджию, а могу порыться в шкафу в поисках красивого платья, наложить холодный компресс на глаза, чтобы снять отеки, нанести розовый блеск для губ и отправиться в свой книжный клуб, который сегодня собирается у Мары. Просекко будет литься рекой, и, если мне не удастся держать себя в руках, у меня будет поддержка друзей. Вместе мы пережили болезни и смерти супругов, родителей, душевные терзания и разбитые сердца наших детей. Моей болью подруг не испугать. Звонит телефон, и я вижу, что это Майкл.
— Привет, — начинает он, его голос доносится до меня как резкий лай. — Нам обоим будет лучше, если мы поможем друг другу. Я не в восторге, оттого что ты не пустила меня сегодня в квартиру. Я только что обязался порвать задницу, чтобы вечно поддерживать тебя, а ты в ответ не можешь даже позволить мне побыть и пяти минут в нашем доме, где я не появляюсь только из уважения к тебе.
— Прости, мне действительно нужно было побыть одной, но это не значит, что я не поддерживаю твои усилия с детьми, — говорю.
— Только именно так я это и воспринимаю. Не стоит забывать, что я все еще плачу за квартиру, в которую ты меня не пускаешь.
— Точно, квартира, в которой ты больше не живешь, потому что решил завести отношения с другой женщиной, — может быть, тебе стоит не забывать эту забавную деталь, — произношу с ехидным смешком.
— Знаешь, почему я завел роман, Лора? — рычит он в ответ. — Чтобы вырваться из нашего брака.
Слова обрушиваются с грохотом, поражая меня, и я шумно втягиваю спертый воздух своей квартиры.
— Очень жестоко, — наконец выдавливаю из себя в ответ.
— Может быть, и жестоко, но это правда.
Я придерживаюсь за гладкий мрамор кухонного стола, чувствуя его прохладную тяжесть под своими руками. Перед собой представляю себе тюремные решетки, из-за которых на меня глядит запертый там Майкл.
— Ты очень злишься, но я знаю, что ты не это имеешь в виду, — говорю спокойно, желая, чтобы он взял слова обратно.
— Но именно это я имею в виду. Я не знал, как еще можно выбраться из этого. Знал, что измена положит этому конец, — говорит он, все еще кипя от злости.
— Я сейчас повешу трубку, пока кто-нибудь из нас не наговорил гадостей, — тихо предупреждаю и завершаю разговор, прежде чем он успевает ответить.
Майкл так редко злится, что просто неузнаваем в этом состоянии бешенства. Того Майкла, которого я знала и любила, больше нет: фактически он для меня умер, если не считать обещанной финансовой поддержки. Я пребываю в недоумении и одновременно упиваюсь горем. Как будто слово «развод», которое я произнесла сегодня утром, выпустило ядовитые пары вокруг нас, как скунс, распыляющий свой зловонный запах, и они проникли в каждую молекулу воздуха. Безумство этого слова зарядило их между нами и необратимо изменило наши траектории. До этого слова между нами была надежда, мизерная и угасающая, но все же была. Теперь, когда ее не стало и на смену пришел развод, ни для одного из нас нет необходимости продолжать пытаться вежливо общаться, защищать друг друга от ударов, которые мы могли бы нанести несколько месяцев назад. Теперь мы жаждем крови.
По сути, слово «развод» все изменило.
Глава 26. Outlook
Моя подруга Лесли, бывшая соседка по комнате в колледже, звонит поболтать и невзначай спрашивает, слышала ли я новость: знакомая нам пара, Алан и Лиз, расстались. Алан — один из лучших друзей брата Лесли, и я познакомилась с ним, когда мы с Майклом покупали первую квартиру восемнадцать лет назад — тогда я вынашивала Дейзи. Он был председателем совета кооператива, и нам с Майклом предстояло пройти собеседование с ним, чтобы получить разрешение на покупку в этом доме. Нам было по двадцать с чем-то лет, и мы копили по доллару, чтобы купить студию с высокими потолками. Лифт и консьерж, посудомоечная машина, стиральная машина с сушкой и кран в ванной, в котором горячая и холодная вода смешивались в одном восхитительном кране, так что больше не приходилось выбирать между ледяной холодной и обжигающе горячей — все это заставило меня почувствовать, что взрослая жизнь наконец-то оказалась в пределах досягаемости. Этот человек был всем, что стояло между нашим «притворяться взрослыми» и нашим «действительно ими стать». Он оказался добрым и дружелюбным, и мы были удивлены, с какой легкостью он отворил нам дверь в это здание и нашу новую взрослую жизнь. В последующие годы они с женой часто встречались нам. Возможно, из-за того что Алан невольно сыграл такую большую роль в нашей жизни, я всегда ощущала себя в долгу перед ним, даже испытывала некое почтение.
Лесли рассказывает, что он только что переехал в собственную квартиру, и я предлагаю ей обмолвиться в разговоре с ним, что я, оказывается, тоже теперь не замужем.
— Уверена? — переспрашивает она. — Кажется, у него сейчас куча дел.
Я, фыркнув, говорю: