В субботу мы с Джорджией печем шесть маленьких кексов и украшаем их оранжевой глазурью, конфетками «кэнди корн» и таким количеством посыпок на тему Хеллоуина, какое мне только удается достать. Она наряжается пандой, а я облачаюсь в свой обычный костюм — розовую пачку с гирляндой цветов в волосах: такая квазисказочная принцесса. Майкл должен встретить нас у школы, чтобы отвести Джорджию в дом с привидениями и детские мастерские, пока я заправляю в специальной комнате для тортов. Стоит ярмарке открыться, как море крошечных принцесс и гарри поттеров заполняет помещение, мужчина в салатовом спортивном костюме в стиле семидесятых и платиновом парике протягивает мне большую коробку с тортом, чтобы пополнить мою коллекцию. Я благодарю его и отворачиваюсь, но он кладет руку мне на плечо: «Лора, это я». Я оборачиваюсь и понимаю, что это Майкл. Это приводит меня в недоумение. Из года в год на этом мероприятии я запрещала ему наряжаться во что-нибудь очень продуманное, напоминая, что это нужно оставить для детей, а взрослым достаточно небольшого яркого штриха. Теперь он наконец-то может делать что угодно и выкладывается по полной, дав пинка под зад моему символическому костюму. За его спиной Карен расставляет торты на длинном столе; я пожимаю плечами, а она закатывает глаза и качает головой.
— Давай сфотографируемся, — предлагает Майкл и, подозвав Карен, вручает ей свой телефон.
Я замираю, складываю губы в ухмылку, пока его рука обвивает меня и крепко прижимается к моей талии. Умоляющим взглядом прошу Карен поскорее закругляться. Когда он наконец-то выпускает меня из своих рук и выходит из комнаты вместе с Джорджией, Карен издает долгий вздох.
— Да уж, это было неловко, — говорит она.
— До него никак не дойдет. Не хочу, чтобы он ко мне прикасался. Не хочу быть с ним в кадре. Я бы даже не разговаривала с ним, если бы в этом не было необходимости.
Час спустя он публикует нашу фотографию в своем аккаунте соцсети с подписью «Не могу в это поверить», и я долго размышляю, о чем он. Не хочет смириться с тем, что в данный момент мы ненавидим друг друга, но вместе тусим на ярмарке в канун Хеллоуина? Или рад самовыражаться, потому что я больше не распоряжаюсь им? Подруги в недоумении забрасывают меня сообщениями: «Надеюсь, с тобой все в порядке, ты выглядишь такой несчастной», «Он похитил тебя и держит в заложниках?», «Кажется, он пытается тебя привязать». Дейзи тоже спрашивает: «Меня смущает эта фотография, у вас с папой снова все хорошо?» Я в ярости, оттого что он считает, будто имеет на меня право, и что ради моих детей мне не остается ничего, кроме как подыгрывать ему.
Когда ярмарка заканчивается, Джорджия и ее друзья носятся по классу, пока мы с другими мамами убираем остатки тортов. Неожиданно Джорджия стремглав бросается ко мне, прижимается лицом к моему животу, и моя рубашка намокает от ее слез.
— Я слышала, как другие дети говорили обо мне. Они называли меня командиршей, — всхлипывает она.
— Ну, иногда ты любишь немного покомандовать. Это совершенно нормально, милая моя, — говорю.
Она вздрагивает всем телом, крепко обхватив меня руками. Горделивая, она не любит показывать свою печаль, поэтому я знаю: она, должно быть, очень расстроена, что все сложилось именно так. Она еще глубже прижимается лицом к моему животу, пока Тина осторожно не пересаживает ее к себе на колени, чтобы я могла закончить уборку. Джорджия плачет, а Тина гладит ее по голове. Знаю: она ни за что бы так не расстроилась из-за своих друзей и грустит из-за того, что мы с Майклом хотя и находимся в одной комнате, но вот-вот снова разойдемся в разные стороны, и это больше, чем она может вынести. Она кажется маленькой и несчастной, черно-белый грим под панду теперь размазан по лицу.
Когда мы все разом покидаем здание, я обнимаю ее и машу на прощание, пока она с потерянным видом держит Майкла за руку. Сегодня суббота, а значит, она остается у него. Мне нужно ее отпустить, материнский инстинкт побуждает забрать ее домой, помочь умыться и вместе свернуться калачиком в постели, пробуя принять все как есть, хотя иногда это трудно и зачастую причиняет физическую боль. Но я должна позволить Майклу тоже вжиться в эту роль, научиться воспитывать. Я уверена, что он глубоко и неизменно любит Джорджию, но часто разыгрывает из себя веселого дядюшку. Если во все трудные для нее моменты я постоянно буду брать дочку на себя, то он никогда не научится поддерживать ее в любых обстоятельствах. В конце концов, это же лучше для них самих, если они проберутся через эти мутные воды вдвоем, без меня. Единственный человек, для которого забрать Джорджию с собой — лучший вариант, — это я, потому что никогда не относилась к материнству как к роли второго плана. Я должна позволить Майклу быть отцом Джорджии. Меня подавляет не то, что я впускаю его, а то, что мне нужно уходить.
Мы с Тиной жмемся под зонтиком, сворачивая в противоположную от Майкла и Джорджии сторону, и она обнимает меня.