Все это звучало вполне убедительно, хотя и не объясняло, почему самый известный советский астрофизик сделал такое заявление. Мояшка в который раз поставил на карту свою блестящую репутацию ученого, выступив с утверждением, что спутник имеет внеземное происхождение. Весьма сомнительно, чтобы безупречно честный человек был замешан в чисто политических махинациях.
– Вы действительно полагаете, что такой знаменитый ученый, как Георгий Мояшка, станет… – начал было я, однако Садасса хладнокровно и строго перебила меня своим негромким и нежным голосом.
– Мояшка поступает так, как ему приказывают. Все советские ученые безоговорочно подчиняются приказам еще с пятидесятых годов, со времен чистки Академии наук, устроенной Топчиевым. Он в те годы был проводником партийной политики в Академии, ее секретарем и лично загнал в лагеря сотни ведущих ученых. Вот почему они отстали от нас в области космических исследований. Им не удалось добиться миниатюризации элементной базы. А микроэлектроника в Советском Союзе вообще отсутствует.
– Да, – ответил я, озадаченный, – хотя в некоторых областях…
– Согласна, в области мощных ракет. Но они до сих пор используют вакуумные лампы! Самый заурядный японский стереомагнитофон сделан по более прогрессивной технологии, чем русские ракеты.
– Вернемся, однако, к вопросу о вашей работе, – сказал я.
– Хорошо, – благоразумно согласилась Садасса.
– Фирма не сможет платить вам много, но работа будет интересной.
– Много мне и не надо. И все же сколько?
Я написал цифру и показал ей листок.
– И впрямь немного, – сказала она. – Сколько же часов в неделю я должна работать?
– Тридцать.
– Пожалуй, мне удастся совместить это с занятиями.
Я разозлился.
– Вы вряд ли смотрите на вещи реально. За столь малое количество часов это неплохие деньги, тем более что у вас нет опыта. Ведь вам предстоит не стучать на машинке, а заниматься творческой работой. Мне придется учить вас. По-моему, вам предложены вполне приличные условия. Получить такую работу – удача, вы должны быть довольны.
– А как насчет публикации моих текстов? Их можно будет использовать?
– Если они достаточно хороши.
– Я принесла кое-что с собой. – Она открыла сумку и вытащила конверт. – Вот.
Из конверта я извлек четыре листка бумаги, на которых синими чернилами были написаны стихи. Почерк оказался разборчивым, но нетвердым – видимо, вследствие болезни.
Я прочел стихи – это были именно стихи, а не тексты песен, хотя в голове вертелось только что сказанное Садассой. Что намеревается сделать Советский Союз? Уничтожить этот спутник? Но что тогда будет со мной? Откуда придет помощь?
– Извините, – сказал я, – мне трудно сосредоточиться. Стихи очень хороши.
В моем тоне не было убежденности – то ли впрямь хороши, то ли нет. Все мои мысли были поглощены тем ужасным, мрачнейшим предположением, которое она высказала, – о намерениях русских. Теперь и мне это казалось вполне правдоподобным, даже очевидным. Конечно же, они не просто собираются сбить спутник. Они не могут допустить, чтобы внеземной космический объект, вторгшийся в наш лишенный воображения мир, посылал людям воздействующую на подсознание информацию, используя земные телевизионные передачи и радиовещание. Добавляя в них какие-то сведения, получать которые нам не положено.
Радио «Свободный Альбемут» – так я назвал эти передачи. Сколько вы еще протянете, после того как вас обнаружили? Ракетой не достать; они запустят спутник с ядерной боеголовкой и взорвут вас вместе со спутником. И прекратятся направленные сообщения. И прекратятся мои сны.
– Можно мне взять с собой ваши стихи? – спросил я Садассу. – Я хотел бы прочитать их дома в более спокойной обстановке.
– Конечно, возьмите. Послушайте, – спросила она неожиданно, – что вас так расстроило? Стихотворение о моей болезни? Знаете, оно на многих так действует. Я написала его, когда мне было очень тяжко – да вы и сами это поняли, прочитав. Тогда я думала, что умру.
– Да, – сказал я.
– Мне не следовало вам его показывать.
– Очень сильное впечатление, – сказал я. – Откровенно говоря, я не представляю, как стихотворение о человеке, страдающем от рака, можно использовать в качестве текста песни. Наверное, это было бы первым таким опытом.
Мы оба попытались улыбнуться. Не получилось.
– Другие стихи не так мрачны, – сказала Садасса. Она похлопала меня по руке. – Может, что-то и удастся положить на музыку.
– Наверняка.
Какая милая, какая несчастная девушка, подумал я. Милая и несчастная – все во мне восставало против такого сочетания.
Глава 22
Я передумал и не стал приглашать Садассу Сильвию на обед. Вместо этого я пораньше покинул офис и поехал домой. Мысли мои были заняты новой темой, предположением Садассы. Сложившаяся ситуация повергала меня в смятение.