Вокруг меня царил страшный грохот. Меня везли, привязанного ремнями к каталке. Тщетно пытался я повернуть голову. Голоса, мелькание фигур… Надо мной склонилось женское лицо, и я услышал женский голос. Незнакомка светила фонариком мне в глаза и что-то требовала. Увы, я не мог исполнить ее приказаний.
– У вас есть страховка? – настойчиво вопрошал уже другой голос. – Вы в силах подписать бланк? Вот вам карандаш. Если хотите, подпишите левой рукой.
Шли бы вы к черту, подумал я.
Два усталых сотрудника дорожной полиции в коричневых мундирах стояли чуть в стороне, держа в руках дощечки с приколотыми листами бумаги для записи. Инвалидные кресла, юные медсестры в коротких юбках, распятие на стене.
Полицейский подошел ближе.
– Не позволяйте страховой компании отдавать автомобиль в ремонт – из двигателя течет масло. Блок цилиндров треснул.
– Хорошо, – из последних сил прошептал я.
Я ничего не чувствовал, ни о чем не думал.
– Придется привлечь вас к ответственности, господин Брейди, – сказал полицейский. – За несоблюдение дистанции и превышение дозволенной скорости я изымаю ваше водительское удостоверение. Поскольку вас везут в операционную, я верну права в камеру хранения личных вещей вашей больницы. Так же мы поступим с прочими вашими вещами: бумажником, ключами, деньгами.
– Благодарю, – сказал я.
Полицейский исчез. Я лежал один, предаваясь размышлениям. Черт побери! Почему они не позвонили Рейчел? Они должны сообщить ей о происшедшем. Надо напомнить им. В какую больницу меня везут? Где все это со мной произошло? Я как раз пересек границу округа Орандж; я так и не добрался до Пласентии, до дома… Ну довольно. Последую совету полицейского. Не позволю ремонтировать машину. Пусть ее сдадут в утиль. Какая разница, сколько я за нее получу. Что мне до этого? Мне вообще все безразлично.
Две медсестры быстро повезли меня на каталке. Остановка у лифта. Они стоят рядом, улыбаются. Я неподвижно глядел перед собой. Надо мной висел сосуд, соединенный с капельницей. На ярлыке я прочел: «Глюкоза, 5 %».
Необычайно яркий белый свет ослепил меня. Операционная. Рот и нос закрыли маской. Мужские голоса – о чем-то совещаются. В руку вошла игла. Боль. Я впервые что-то почувствовал.
Яркий белый свет внезапно сменился полной темнотой – как в угольном подвале.
Я плыл через пустыню; красная и коричневая, она простиралась далеко внизу. Вдали виднелись плоские холмы. Я висел в огромном пустом пространстве, невесомый и беспомощный.
Чье-то присутствие – далеко, за холмами, и вместе с тем рядом. Невидимое присутствие, излучающее любовь. ВАЛИС. Я узнал его, почувствовал – сострадание, понимание, желание помочь.
Мы не обменивались словами. Я не услышал ни голоса, ни звука – только тихий рокот. Обычный звук для бескрайних открытых пространств на земле, пустынь, степей. Ветер и вода… на этот раз они казались одушевленными, живыми – они исходили от ВАЛИСа. Это его послание, доброе и теплое послание, пришедшее из-за оживших холмов.
ВАЛИС неслышно спросил, уж не думаю ли я, что он обо мне забыл.
– А что, если они собьют спутник? – спросил я.
– Не важно. Спутник – просто крошечная точка на небе. А за ним – свет, и только. Пелена света, а вовсе не небо.
– Я умер?
Нет ответа.
– Все-таки я пришел сюда. Знакомое место – ведь я уже побывал здесь, правда?
– Ты здесь родился. А теперь вернулся.
– Это мой дом.
– А я – твой отец, – отозвался ВАЛИС.
– Где ты?
– Над звездами.
– Так я пришел оттуда? Из-за звезд?
– Это так. И ты приходил оттуда много раз.
– Так это был я? Я действовал после получения той рекламы обуви?
– Да, это был тот ты, который помнил, осознавал, кто ты есть на самом деле.
– И кто же я на самом деле?
– Ты – любой человек.
– Любой? – Я был поражен.
Нет ответа – только волны любви.
– Что мне предстоит делать?
– Ты просил, чтобы тебя искалечили, – сказал ВАЛИС. – А потом вылечили. Сейчас твоя просьба выполняется. Ты станешь другим.
– И продолжу свое дело?
Тепло его любви окутало меня подобно невидимому облаку света. Он ответил:
– И продолжишь свое дело. Ничто не потеряно. Есть только ты и я, мы здесь вместе навеки – и больше ничего не существует.
Меня озарило: ВАЛИС и я никогда не расставались – он просто временами умолкал.
Навалилась усталость. Я летел низко над холмами и захотел отдохнуть. Присутствие ВАЛИСа ощущалось все слабее – он как бы удалялся. Однако не совсем – так бывает с фонарем, когда фитиль прикрутят, но не погасят. Подобно ребенку, я считал: если я этого не вижу, стало быть это и не существует. Так для малыша перестают существовать родители, стоит им выйти из комнаты. Потом дитя подрастает и начинает иначе воспринимать мир: они есть, его родители, они где-то там, и не важно, видит ли он их, слышит ли их голоса, может ли потрогать. Это один из первых уроков жизни. Но иногда этот урок плохо усваивается.