— Но ведь этого еще не случилось. — Барбарой двигало желание разобраться. — Следовательно, ты утверждаешь, что поскольку этого не произошло, то и не могло произойти. То же самое говорю и я.
— Нет, нет! Мы не знаем, случилось это или еще нет. Если случилось, то все будет в порядке. А если нет, то — нет, — подвел черту Хью.
— Дорогой, я совсем запуталась.
— Не беспокойся. «Пероты, перо держащие, выводят букву и, только выведя ее, свой продолжают труд…» — и о том, как обстоит дело, мы узнаем только после всего. Мне кажется, нас выводят на финишную прямую. Мы больше не покачиваемся, и чувствуется только легчайшая вибрация. По всей вероятности, они собираются отправить нас из графства Джеймс. Значит, у нас в запасе еще примерно час безмятежной жизни. — Он обнял ее покрепче. — Поэтому давай хоть этот час будем счастливы…
— Любимый, мы с тобой столько перенесли! Если нам отведен всего лишь час, я буду наслаждаться каждой его секундой, если нам отведено сорок лет, я буду наслаждаться каждой секундой этих лет. Только бы быть вместе. Вместе до самого конца.
— Да, до самого конца, — повторил Хью.
Она счастливо вздохнула, переложила мокрого спящего младенца, уткнулась в плечо мужа и прошептала:
— У меня такое чувство, что это снова наш самый первый день. Я имею в виду убежище. Там было так же тесно и даже еще жарче — и никогда еще я не была так счастлива. И мы тогда тоже не знали, доживем мы до следующего дня или нет. В ту ночь.
— По крайней мере, не надеялись, — подтвердил Хью. — иначе сейчас у нас бы не было близнецов.
— Хью, а здесь места не меньше, чем было тогда в нашем распоряжении, а?
— Женщина, ты просто ненасытна в своей похоти… Ты можешь шокировать мальчиков.
— Мне, по крайней мере, не кажется, что один раз больше чем за год — это ненасытность. А мальчикам еще слишком мало лет, чтобы их можно было чем-нибудь шокировать. О, милый, ну, давай! Ты же сам сказал, что, возможно, через час нас не станет.
— Да, это не исключено, и в твоих словах есть большая доля правды, и теоретически я полностью «за». Но на самом деле здесь не так много места, и даже, если бы здесь не толпилась мокрая малышня, я совершенно не представляю, как это механически все можно сделать. Это будет не акт, а прямо какой-то тессеракт.
— Что ж… наверное, ты прав. Действительно все так. Да и погибнуть в таком виде сущее бесстыдство.
— Я отказываюсь допускать, что нам предстоит погибнуть. Все мои планы строятся на том, что мы останемся в живых. Жизнь продолжается. Что бы там ни было — жизнь продолжается.
— Согласна! Семь без козырей! — воспрянула духом Барбара.
— Так-то лучше.
— Удваиваю и еще раз удваиваю. Хью, как только мальчики подрастут настолько, что смогут удержать в руке тридцать карт, мы начинаем учить их играть в бридж. Тогда у нас будет своя семейная четверка.
— Согласен. А если они не смогут научиться, мы оскопим их и попробуем снова, — неудачно пошутил Хью.
— Не произноси при мне больше этого слова…
— Прошу прощения.
— И вообще я больше слышать не желаю этот Язык, дорогой. Мальчики должны расти, слыша только английскую речь.
— Еще раз прошу прощения. Ты права. Но я могу сорваться иногда. Я столько перевидел, что иногда начинаю думать на этом Языке. Так что не сердись, если у меня иной раз и сорвется словечко.
— Изредка — это не страшно. Кстати, о словечках. Не обменивался ли ты кое-какими словечками с Киской?.
— Нет.
— А почему? Я бы ничего не имела против. Вернее, почти ничего. Она была очень мила. Готова была возиться с детьми в любое время, когда ей только разрешали. Она очень любила наших малышей.
— Барбара, я не хочу думать о Киске. Мне больно вспоминать о ней. Я надеюсь только на одно — что ее новый владелец добр к ней. Она совершенно беззащитна — как котенок с непрорезавшимися глазками. Беспомощна. Киска напоминает мне обо всем самом чертовски проклятом, что только есть в рабстве.
Она сжала его руку.
— Надеюсь, что с ней обращаются хорошо. Но, милый, зачем себя мучить, ведь все равно ей ничем не поможешь.
— Я понимаю и именно поэтому не хочу говорить о ней. Но мне ее не хватает. Как дочери. Да, пожалуй, она была мне дочерью. И никогда — «согревательницей постели».
— Я ни секунды не сомневалась в этом, дорогой. Но… жизнь-то продолжается. Так что мне не хотелось бы, чтобы ты обращался со мной, как с дочерью! Лично я намерена содержать твою постель раскаленной докрасна! — не унималась Барбара.
— Хм… Ты хочешь напомнить мне о моих преклонных годах.
— О, мои натруженные ноги! Он еще говорит «преклонные года»! Мы давно ровесники с тобой, Хью, — нам обоим будет примерно по четыре тысячи лет, считая туда и обратно. А я преследую сугубо практические цели. Ты понял?
— Слушай, у тебя мысли работают только в одном направлении. Ладно. Я буду просто лежать и беречь силы. А тебе предоставлю делать все остальное. Ха, да мы, кажется, приехали!
Ящик несколько раз передвинули, затем он некоторое время пребывал в неподвижности, вдруг неожиданно взлетел вверх, так что заныло под ложечкой, так же внезапно остановился, вздрогнул и теперь уже застыл окончательно.