Свободный мир

— Что это, мама? Понимаешь, я не о письмах, а о твоих ответах. Я спрашиваю тебя, как ты смела такое писать за месяц до моего рождения? А после? Сколько приглашений встретиться, мерзких признаний, как здорово. Жаль, папа ничего об этом не знал, он бы тебя заживо закопал.

— Это мои личные вещи, — холодно ответила Эмри. — Я никуда никогда их не отправляла. И вообще удивлена тем, что ты их нашла, учитывая, что они хранились в разных местах.

— Ты что думаешь, хорошо спрятала? — Анна зло рассмеялась. — Плохо. Что ты мне скажешь теперь? Что можешь сказать?

Эмри молчала. Гений подумал, что ничего хуже в жизни он не испытывал. Ровно в тот самый момент, как он, собираясь применить к Эмри А-17, влез к ней в голову, он понял, что этим всё и закончится. Не именно этим, вариации, конечно, были: сбитый самолёт, штурм или такой вот бескровный, но от этого не менее болезненный вариант. Неизменным было одно: впереди маячило моральное падение, которому он никак не мог помешать. Более того, хотя он изо всех сил старался облегчить страдания Эмри, в результате только усугубил их, допустив её встречу с обвинителем лицом к лицу. И она была беззащитна перед обвинениями дочери настолько же, насколько он — беспомощен перед судьбой. Какой был смысл обладать властью, с которой ничто не могло сравниться, если он не смог с её помощью защитить единственного человека, который был ему дорог? Если б только он знал с самого начала, что защищать Эмри придётся от самой себя.

— Я презираю тебя, — сказала не дождавшаяся ответа Анна, и на сей раз в её голосе прозвучали убедительные нотки ненависти. — Я хочу, чтоб ты сдохла самой мучительной смертью. Ты будешь умирать одна. Все узнают о том, кто ты, никто тебе не поможет. Даже он, — она ткнула пальцем в Гения. — Ты ему надоешь.

Она демонстративно вытерла ноги о письма и направилась к выходу.

— Ты меня тоже раздражаешь, — бросила она напоследок уже в адрес Гения.

Когда она вышла, он тут же бросился к Эмри, которая, казалось, окаменела. Она не обратила на него никакого внимания, продолжая стоять на коленях и смотреть в пол.

— Пойдём домой, уже поздно, — сказал он. — Если хочешь, я побуду с тобой, или, наоборот, оставлю одну, но лучше тебе поспать.

Гений взял её за подбородок и слегка приподнял его, чтобы заглянуть ей в глаза.

«Джил спрашивала меня, что такого я нашёл в Эмри? Как же очевиден всегда был ответ на этот глупый вопрос».

Эта женщина была волнующе, до совершенства непредсказуема: несмотря на то, что он всего несколько часов назад прочитал её мысли, он вовсе не был уверен в том, какой она будет теперь. И вот он смотрел на неё, и эти острые, зелёные, насмешливые искорки в её глазах не оставляли ему никаких сомнений: то, что она чувствует, абсолютно непозволительно, она переживает не то, что должна сейчас переживать. Это было неприлично и волнительно для них обоих, куда более неприлично, чем всё, что случалось между ними прежде.

— Домой? — переспросила она, загадочно улыбаясь. — Ты, кажется, обещал мне что-то неэтичное.

Она встала с пола и заблокировала дверь.

XXXIX

— «Последний час свободного мира», «Расписание Судного дня: порядок применения информационного оружия», «Краткая история разложения Комитета по этике: 50 лет на страже свободного мира. От идеалов демократии до создания мирового правительства». Вот последняя статья, кажется, любопытная, что скажешь?

Эмри, одетая в чёрный шёлковый халат-кимоно, лежала на диване, закинув ноги на маленькую твёрдую подушку. Занималась она тем же, чем во все прочие вечера на этой неделе, не считая, разумеется, двух дней, которые она провела в комитете и восьмичасовых секретных (хотя, судя по заголовкам, уже нет) переговоров на одном из островов в самой южной части Второго сектора.

— Я скажу, что ты мне зубы заговариваешь, — ответил ей сидящий напротив Гений. — Хватит читать эту чушь. Ешь пирожные.

Она оторвалась от чтения и хитро посмотрела на него, а потом в очередной раз на чуть ли не двухметровый серебряный поднос с пирожными, занявший большую часть места в маленькой гостиной и до конца не вместившийся на два поставленных рядом низких стола.

— Ты понимаешь, сколько в них сахара? Ещё и после ужина. Ты хочешь откормить меня до ожирения и диабета?

— У тебя не будет ни того ни другого, если ты съешь парочку, — возразил он. — Ешь, иначе мне придётся тебя заставить.

Он в точности не знал, почему эта угроза так забавляет Эмри, но смирился с тем, что она работала. Конечно, это было шуткой. Что вообще могло бы быть нелепее, чем применить А-17, чтобы накормить кого-то? Кроме того, хоть Эмри об этом и не догадывалась, он заказал две сотни разных пирожных вовсе не для того, чтобы экстравагантным образом продемонстрировать ей свою заботу. У него были планы, в которые применение А-17 никак не вписывалось.

— Ты просто тиран, — с притворным возмущением сказала она, потянувшись рукой к подносу.