Прошло уже полтора часа, а он все расхаживает по зоопарку с фонарем. Возможно, он считает, что сторож первой смены довольно беспечен. А может, перед тем как приступить к самому дежурству, ему нужно убедиться, что все спокойно.
Должно быть, животные очень нервничают от таких частых визитов, происходящих каждую ночь. Я вижу беспорядочное метание света его фонаря — по нескольку раз в одном и том же месте. И он ведет себя довольно агрессивно, когда проверяет замки. Просто потрогать для него недостаточно, он трясет клетки.
Неудивительно, что никто не спит.
Тщательно отобранная автобиография Зигфрида
Явотника:
Предыстория I (продолжение)
Черная пятница, 11 марта 1938 года: немногим позднее половины шестого пришедшие ранним утром священники открывают боковые алтари собора Святого Стефана, и Курт фон Шушниг погружается в очень краткую, четкую молитву. Он на ногах и на пути в здание администрации канцлера с того момента, как секретарь безопасности Скубл позвонил и сообщил ему, что немцы закрывают границу у Зальцбурга и отзывают таможенных чиновников. Скубл также упомянул о том, что немцы сосредоточили свои войска на участке от Рейхенхаллса до Пассау. В канцелярии Шушниг находит срочную телеграмму от австрийского генерального консула в Мюнхене: «Лео готов тронуться в путь». И все это еще до рассвета и прежде, чем вся утренняя германская пресса пересылается телеграфом для ознакомления Шушнигу. Они продолжают лишь поверхностно освещать настроения немцев, хотя достаточно и этого. Нацистское агентство новостей DNB заявляет, что в Вене вывесили флаги с серпом и молотом, а возбужденные граждане выкрикивали «Да здравствует Шушниг! Да здравствует Москва!» на одном дыхании. DNB сообщает, что, возможно, фюреру придется совершить «антибольшевистский крестовый поход» во имя спасения Австрии. Бедный Курт фон Шушниг должен признать, что в каком-то смысле это и есть реакция на его плебисцит. Встревоженный, он звонит британскому министру, который, в свою очередь, дает телеграмму в Лондон лорду Галифаксу — выяснить, займет ли Британия чью-то сторону. Потом Шушниг наблюдает, как первые лучи света, проникающие сквозь закопченные окна выставочного зала Хофбург, скользят по стенам в поисках редких старинных украшений и золота.
Медленный мартовский рассвет убирает тени с окон сонного собора Святого Стефана, и Зан Гланц радостно приветствует новый день. Зан радуется, что еще рано и почти нет транспорта, поскольку он не слишком уверенно чувствует себя на перекрестках. От тряски по булыжной мостовой у него начинает болеть голова, поэтому там, где возможно, он едет по трамвайным путям: колеса такси не совпадают с рельсами, но ему удается удерживать от тряски хотя бы одну сторону машины.
Он добирается до Старого города по Вахрингерштрассе, где останавливается подобрать клиента. Мужчина с опущенной головой выходит после мессы из Вотивкирхе и садится на заднее сиденье. Зан оборачивается к нему, пока тот захлопывает дверь.
— Кавк! Кавк! — произносит Зан. — Куда ехать?
И мужчина, стряхивая куриные перья с брюк, ворчит:
— Это такси или сарай? — Он смотрит в зеркальце заднего обзора и видит изогнутый клюв Зана и покрытые перьями плечи над рулевым колесом. И тут же вываливается обратно в дверь, которую так толком и не закрыл.
— Не стоит оставлять дверь открытой, — говорит ему Зан, но он обращается уже к пустому сиденью, усыпанному перьями.
Зан сворачивает на Колингассе и останавливается, он неуклюже выбирается из такси и с важным видом возвращается на угол Вёрингер, где видит ковыляющего к тротуару мужчину. Видимо, тот решил, что ему явился серафим, поскольку он только что вышел после мессы.
Поэтому Зан заскакивает обратно в такси, заставив вздрогнуть владельца кафе, который поднимал жалюзи, чтобы посмотреть, есть ли сегодня хоть какое-то солнце. Он выпускает подъемную рукоятку жалюзи, жалюзи падают вниз, рукоятка бешено вращается, больно стукая его по рукам.
— О, я точно рановато выехал сегодня, — бормочет Зан и издает истошный петушиный крик из окна своею такси. Оттого что Зан покрыт куриными перьями, он путает орлиный крик с петушиным.
Зан чувствует, что ему чего-то не хватает, и догадывается, что когтей. Какой бы птицей он ни был, ему нужны когги. Поэтому он останавливается у лавки мясника на Кольмаркт и покупает целого цыпленка. Затем отламывает ему лапы и закрепляет их в отверстия кольчуги, непосредственно под широкими манжетами. Когти покрывают ему кисти, и, когда он ведет машину, они царапают ему кожу.
Однако все мясники славятся отсутствием воображения, и мясник с Кольмаркт не исключение. Он звонит на Радио Иоханнесгассе, чтобы сообщить о человеке в птичьем одеянии, который неумело водит такси.