И рабочего охватывает волнение, уж лучше бы он остался дожидаться отбойного молотка вместе с товарищами, а не висел на ручке закрытой дверцы и не бился головой о поднятое стекло; лишь один раз поймал он на себе, и то на мгновение, жуткий взгляд пустых глазниц облаченного в кольчугу орла.
Когда машина огибает Шиллерплац, выезжая через ближайшую арку Академии художеств, рабочий судорожно прижимается к такси и слышит эхо вопля ужаса, в котором не узнает собственного голоса.
Зан Гланц, на какой-то момент оказавшись на открытом пространстве, милосердно снижает скорость, направляясь к последней арке Академии художеств. Он открывает дверцу такси. Не слишком резко — он просто дает ей распахнуться, чтобы столкнуть удивленного рабочего, изо всех сил вцепившегося в ручку дверцы. Завидев приближающуюся арку, рабочий отпускает ручку, и Зан захлопывает дверцу. В зеркале заднего обзора он видит удаляющегося рабочего, которому почти удалось справиться с инерцией. Но затем тот неуклюже падает и исчезает из зеркальца Зана.
Зан решил, что лучше передвигаться по узким улицам, поскольку он не знает, кто за ним гонится. Однако у театра «Ателье» у него заканчивается горючее. Такси останавливается прямо перед афишей с портретом темноглазой Катерины Марек, которая за последние две недели произвела сенсацию в роли Антигоны.
— Прошу прощения, — извиняется Зан, поскольку, отворяя дверцу, ударяет Катерину. И даже если ему приходит в голову мысль, что, если актриса Катерина Марек выходит на улицу ловить такси в одной лишь простыне, это довольно странная причуда, он не придает ей особого значения. Он и сам не слишком подходяще одет.
И снова моего деда беспокоит то чувство, которое он называет предвидением.
— Хильке, — говорит он. — Ты не принесешь мне пальто? Я полагаю, что мне стоит прогуляться. — И хотя со Швиндгассе можно войти через две двери, мой дед пристально всматривается лишь в одну.
Тем временем орел по-прежнему предпочитает передвигаться по узким улицам; он быстро шагает вдоль захламленных путей до самой Рилькеплац, откуда, как он вспоминает, рукой подать до квартала моей матери. Зан чувствует, что устал от быстрой ходьбы в кольчуге. Он вскакивает на последнюю площадку трамвая на Гассхаусштрассе, выползающего из-за здания Высшей технической школы. Зан решал не заходить в вагон, однако трамвай немного набирает скорость, и жестянки на кольчуге начинают дребезжать. Кондуктор косит глазами на площадку — он думает, что это хлопает какая-то деталь трамвая. Гланц хватается за перила и спускается на одну ступеньку ниже. Кто-то показывает на него пальцем из окна кондитерской. Зан едет на подножке в одиночестве, его хвостовые перья учатся летать.
Возможно, все бы и обошлось, по меньшей мере на протяжении еще одного-двух кварталов, если бы не студенты Высшей технической школы из последнего вагона, которые решили выйти на площадку покурить.
— Доброе утро, ребята, — приветствует их орел, но они молчат. Тогда Зан спрашивает: — Вы не видели сегодня Катерину Марек, а? Она закутана в простыню.
После чего один из технических студентов говорит:
— А вы, случайно, не тот самый гггицечеловек?
— Какой птицечеловек? — спрашивает второй.
— Какой птицечеловек? — спрашивает Зан.
— Тот, что терроризирует людей, — говорит студент, подходя чуть ближе, и тогда один из его друзей тоже вспоминает и тоже подходит ближе.
Зану очень хочется, чтобы на нем не было головы, чтобы он мог иметь лучший обзор, — если ему придется сейчас прыгать, то лучше видеть, не налетит ли он на приближающийся столб или мусорный бак.
— Похоже, скоро моя остановка, — говорит Зан, однако трамвай не собирается снижать ход. Он спускает ногу на следующую ступеньку платформы и повисает на поручнях.
— Держи его! — орет ближайший к нему студент и бьет Зана коробкой с завтраком по руке. Однако орел, теряя одну из своих когтистых лап, отскакивает назад.
Зан издает жуткое громыхание, и его жестянки, блестя, рассыпаются на тротуаре, несколько соединительных проволочек впиваются орлу в спину. Но он уже почти рядом с домом моей матери, и у него нет времени скорбеть о кольчуге, которая разваливается на части и раскатывается по тротуару и вдоль бордюра.
А мой дед говорит:
— Может, выключить это чертово радио, Хильке? — Он только что услышал сообщение о зверском похищении птицечеловеком рабочего из дорожной бригады с Опернринг.