Из всех весенних дней Сорок Третий запомнил только несколько. Когда-то радовались мальчики, которые пробуждали у себя способность и впервые зажигали диаграммы. Когда-то Барнабас раздавал на орехи за то, что ученики слишком шумно себя вели или не выполнили домашнее задание. Еще он помнил, как Шестнадцатый заявил, что не хочет быть за одним столом с тем, у кого нет способности. Ему нужно было развиваться и для этого ему нужен напарник со способностью. Сорок Третий получил другого соседа по столу. Потом еще одного и еще одного. Даже Двадцать Седьмой был одним из первых, у кого проявилась способность. К концу весны из сорока трех человек в группе, только у восемнадцати способность пока не проявилась.
Ту странную компанию мальчик видел еще пару раз. И оба раза с ними был Шестнадцатый. На все вопросы с намеками на ту группу Шестнадцатый отвечал уклончиво и размыто. Если отвечал вообще.
Как не пытался Сорок Третий, у него ничего не выходило. Пару недель он вообще только делал вид, что что-то делает. Барнабас пытался ему помочь, но ничего не добился. Потом, когда стало еще скучнее, парень попытался вызывать огненные пиктограммы у себя в голове. У него еще один раз получилось зажечь плашку. Не сильно. Возможно, слабее, чем в первый раз. И больше ничего. Весна прошла. Почти все лето было проведено на полях. Полиот сеял зерно, и ученики первого года обучения все лето ухаживали за посевами. Носили воду поливать, вырывали траву, размешивали настои для защиты от вредителей. Всего два раза в неделю они ходили на занятия. Мальчик морально уже принял свое поражение. Не очень-то ему и верилось в историю с прадедом-алхимистом. На душе последние дни было тяжело. Чем ближе подходила дата испытания, тем чаще вздыхал парень и еще сильнее хмурился. В комнате еще неделю назад начали его называть Хмурым, хотя это было строго запрещено.
Все изменилось под конец лета, за несколько дней до испытания. В очередной жаркий день Сорок Третий работал в поле. Рядом был Двадцать седьмой. Последнее время они сдружились. Инициативу проявил Двадцать Седьмой. Еще на занятиях он начал подходить к Сорок Третьему и пытаться ему помочь, когда у него было свободное время. Брат у него учился на третьем этаже, поэтому иногда рассказывал что-то такое, чего они еще не знали. Включая альтернативные техники вызова пиктограмм на плашке. Он искренне пытался помочь Сорок Третьему. Поэтому постепенно они сблизились.
— Смотри, вон тот драйтл, о котором я тебе говорил! — вскрикнул Двадцать Седьмой, показывая пальцем на рабочего неподалеку.
Сорок Третий обернулся. Высокий, худой, без рубахи. Он переставлял какие-то емкости с водой с телеги на землю. Брал одну такую небольшую бочку двумя руками и ставил на землю. Одна рука у него была цела и невредима. А вот вторая от запястья была железной. Представляла она собой пластину вместо четырех пальцев и еще один прут вместо большого пальца. Насколько мог видеть Сорок Третий, этот прут шевелился! Он его оттопыривал и обхватывал железной рукой бок бочки так же, как делал бы это своей собственной рукой. Сорок Третий замер. Он открыл рот и несколько секунд стоял неподвижно. Двадцать Седьмому пришлось его одернуть, чтобы он перестал пялиться.
— Ты чего? — спросил он.
— Я не хочу вылетать. Хочу остаться здесь. — повернулся к нему Сорок Третий. — Помоги мне пробудить способность.
— Я даже не знаю, есть ли она у тебя. Я ни разу не видел, чтобы ты зажег плашку. — мальчик осекся, когда увидел горящие глаза своего одногруппника. — Ладно. Завтра у нас занятие. Будем за одним столом, я тебе пару приемов покажу.
Весь сегодняшний день Сорок Третий работал с небывалым энтузиазмом. Он хотел сильнее устать, чтобы быстрее уснуть. Тогда быстрее наступит завтрашний день. План был простым и легко выполнимым.
— Представь пиктограмму как-то иначе. Не так, как ты ее видел на рисунке. Может, она будет из цветочков или на ней будут сидеть птицы. Или она будет парить в облаках. — объяснял на уроке Двадцать Седьмой.
Огонь! Он дважды зажигал плашку, когда представлял огонь. Сорок Третий закрыл глаза. Он представил пылающую диаграмму огромных размеров. Затем коснулся плашкой куска глины, что перед ним лежал. Ничего не произошло. Он попробовал еще раз. И еще раз. И еще. После десятка неудачных попыток он заволновался.
— А как ты представляешь пиктограммы? — спросил он у соседа по столу.
— Ну… вряд ли тебе это поможет. — тот замялся и стал краснее обычного.
— Ну? Может мне как раз подойдет твой способ!
Двадцать Седьмой вздохнул:
— Рядом с домом моих родителей живет семья, у которой есть дети моего возраста. — он опустил глаза. — Две девочки-близняшки. Симпатичные. Я представляю, что это они держат пиктограммы.
Сорок Третий даже не усмехнулся на его слова. А ведь мог бы. Но ему было не до этого. Его надежда гасла с каждой новой попыткой. Глаза переставали быть такими ясными и лицо снова начинало хмуриться.