Его хозяин вылезает оттуда один. На нем другая одежда. Это я понимаю, потому что его голые колени желают мне доброго утра из дырок его рваных джинсов. Заезжал на квартиру переодеваться? Или у каждой его Бананы припасён запасной комплект одежды?
Миша оглядывает университетский двор и, подняв солнечные очки на лоб, смотрит прямо на меня.
Останавливаюсь и складываю руки на груди, в которой сердце собирается пробиться через рёбра наружу. В университете мы не общаемся, я помню это дурацкое правило. И заговаривать с ним первой я не желаю, просто жду, когда мой сводный брат приблизится, сама не зная, для чего.
— Ты чего в такую рань прикатила? — без приветствия интересуется Миша, равняясь со мной. — Заскучала без меня?
— Это ты прикатываешь, а я прихожу на своих двоих, — огрызаясь, поворачиваю голову в его сторону, игнорируя второй вопрос.
Миша притормаживает и, сняв очки с головы, засовывает в нагрудный карман. Внимательно оглядывает меня с ног до головы и довольно скалится, словно ему нравится то, что он видит. Я тоже его рассматриваю и цепляюсь взглядом за алый, размером с помидор черри, засос на шее.
Смотрю, не отрываясь, в красках представляя, как и кто мог его поставить. Чернов мне
Мне хочется сжечь все свои рисунки, на которых по какой-то причине изображён он. Хочется избавиться от этого внезапного осознания. Хочется заставить бабочек, которые просыпаются каждый раз, когда я слышу его голос, сдохнуть прямо в моём животе.
Мне ничего из этого не нужно.
— Люблю, когда ты наряжаешься как пай-девочка, — чуть понизив голос, произносит Чернов, возвращая меня в реальность, и показывает подбородком на мою развевающуюся на ветру юбку. — Все эти рюши, горошки, беретики. Кого ты там обмануть этим маскарадом хочешь? У меня в голове на репите стоит картинка, как ты стягиваешь свои домашние шорты и светишь своими прелестями. Вечно бы смотрел на тебя такую. Дерзкую и горячую.
Сглатываю, вскидывая глаза на Мишу. Он быстро облизывает губы и улыбается как довольный сытый кот.
— Я надеюсь, ты запомнил всё детально, потому что повторять этот трюк я не собираюсь, — произношу медленно и вкрадчиво, наблюдая, как его смеющиеся глаза меняют своё настроение.
В них проскальзывают знакомые мне опасные искры и что-то ещё, что я никак не могу разгадать, а мне очень хочется. Именно эти искры и этот взгляд я пытаюсь поймать в своих рисунках. И его тату… их сейчас не видно, но я тоже отлично помню, как они выглядят на его теле, покрытые каплями воды.
— А если я скажу, что помню всё настолько детально, что даже представлял это сегодня ночью, пока был в другой?
Если он хотел меня уколоть и сделать больно, то у него только что отлично получилось. Правда, он, видимо, не знает, что я привыкла давать сдачи за каждую секунду своей боли. И бить я умею не хуже других, потому что тоже умею играть в эти их дурацкие игры мажоров.
— Я скажу, что ты больной идиот, Чернов. С извращённой фантазией, — закатываю глаза, борясь с омерзением.
Дурацкое утро. Дурацкое видео. Дебил Чернов!
— С моей фантазией всё в порядке. И сегодня я планирую прийти ночевать домой. Один или нет, я ещё не решил.
— Да хоть впятером. Я смотрю, гарем заводить пользуется популярностью в вашей компании…
Чернов смеётся.
— Марк тебя впечатлил?
— Он такой же, как и ты. Но позвал меня на дачу в эти выходные…
Усмешка пропадает с лица Миши, и он становится предельно серьёзным.
— Ты не поедешь.
— Кто мне запретит? Ты, мамочка? Или сдашь меня, как стукач, отцу? Я тоже умею развлекаться, Миша. И возможно, на этих выходных я
Чернов сжимает кулаки и стискивает зубы так, что на его челюсти вздуваются желваки. Мы боремся взглядами несколько секунд, после чего он качает головой и, резко дернув на себя дверь, заходит в университет.
Кусаю губы, слыша, как с глухим стуком закрывается дверь, и прикрываю глаза.
Опять на те же грабли, Катя… Опять…
На лекции никак не могу сосредоточиться, хотя обычно с этим проблем у меня нет, нужно же поддерживать образ старосты. Но сегодня вместо конспектирования я рассеянно черчу линии в тетради. Они быстро складываются в определённый образ, и вот я уже сижу и вижу в нём Чернова.
— Блин… — бормочу, разглядывая знакомые черты, которые должны меня раздражать, а не вдохновлять.
Только вот закон подлости в нашем случае состоит в том, что, именно когда я злюсь на этого засранца, у меня выходят самые быстрые и качественные скетчи. Сейчас, например, на меня с листа смотрят грифельные глаза Миши, в которых прыгают знакомые мне тараканы. Даже такую малость удалось передать, хотя я не прилагала должных усилий. Вообще, я рисовала цветочек! Цветочек немного вышел из-под контроля…