Усталый хирург появляется из операционной через сорок минут. Всё это время я держу Белову за руку, не отпуская не на секунду. По строгому внешнему виду врача сложно догадаться, как всё прошло. Закончилось хорошо или… или просто закончилось. Мать вскакивает на ноги и бросается вперёд.
— Как..? — выдыхает она.
— Операция прошла успешно. Собрали вашего мужа заново. Предстоит долгая реабилитация, пока о ней говорить рано. В течение первых суток всё станет более-менее ясно, но, опираясь на собственный опыт, могу сказать: всё со временем придёт в норму. Сейчас главное — обеспечить пациенту покой. Как физический, так и психологический.
— К нему можно?
— Ненадолго можно. Я буду в ординаторской, если будут вопросы, можете подойти.
— Катюша, ты идёшь? — мама оборачивается на нас. — Володя будет тебе рад. Миша?
Отрицательно качаю головой. Мужик только после наркоза в несколько часов, нафиг ему толпа посетителей в палате?
— Конечно, — соглашается котенок.
— Уверена, что хочешь пойти? — спрашиваю тихо, чтобы расслышала только Катя. — Ты не обязана, если не хочешь…
— Я пойду, — уверенно говорит она. — Я должна.
Внимательно изучаю ее лицо.
Катя еле заметно улыбается и, расслабив руку, кладет ладонь мне на щеку. Смотрит с обожанием и благодарностью. Её губы беззвучно шепчут «я люблю тебя». Отвечаю ей тем же, запечатав признание поцелуем на её ладони.
— Володе пока ничего не скажем, — бормочет мать, поглядывая на нас круглыми глазами. — Пусть окрепнет сначала. Идем, Катюш, проведаешь папу.
Я сжимаю руку Беловой, показывая, что в любом случае на ее стороне. Даже если она передумает и сбежит. Не буду ее осуждать, да и она сама не должна себя осуждать.
Но Катя мягко высвобождает руку и встает, медлит. А потом все же делает первый шаг и вслед за моей матерью скрывается в палату. Остаюсь ждать их в коридоре, устало привалившись затылком к холодной стене.
Глава 32
Никогда не любила зиму. Холодно, с неба сыплется тонна осадков, ветер морозит щеки и нос, на теле несколько слоёв одежды, от колготок постоянно чешется кожа. Под ногами каша или гололед — чистый асфальт в нашем городе появлялся обычно только ближе к апрелю, и я всегда радовалась ему намного больше, чем первому снегу. Единственное, что скрашивало ожидание окончания долгих месяцев непогоды и наступления весны, — празднование Нового года.
В этот раз зима для меня совсем другая. Мне кажется, что снег белее и пушистее, чем всегда, что на улице не так морозно, солнце балует нас чаще и настроение не сонно-угрюмое, а предвкушающее-восторженное. Я влюблена, свободна в выборе своих решений и очень-очень счастлива, несмотря на приближающуюся первую сессию и кое-какие проблемы с зачётами после недели прогулов. Одно остается неизменным: Новый год я всё так же жду.
Мы с Мишей изредка вылезаем из дома в кино или в кафе, пару раз были в гостях у Полины и Ника, познакомились с их малышкой. Маленькая вкусно пахнущая девочка тут же забралась к Чернову на коленки и не слезала весь вечер. Он был в шоке, смотрел на неё как на инопланетянина, с глуповатой улыбкой и настороженностью. А потом, уже в такси, шепнул мне, что до этого дня не видел детей так близко и уж тем более не трогал.
Отец медленно идёт на поправку. Гоняет медсестёр и ругается с врачами, словно сам знает лучше, как и чем его надо лечить. Анна терпит все его выходки, не переставая сюсюкаться, может, и правда влюблена, как предположил Миша, или просто слепа. После операции я была у отца всего дважды. В первый мой приезд он прикинулся спящим, и, проведя пятнадцать бесконечно длившихся минут у его постели, я уехала с чувством исполненного долга. Второй раз мы поговорили. Я поставила его перед фактом, что больше не нуждаюсь в его навязчивой опеке. Вопрос с Глебом решён и закрыт, и за это спасибо не ему, а Мише. Отец может засунуть свою опеку в задницу и перестать оплачивать мне вуз, если так ему будет угодно. На что он лишь криво усмехнулся, давая понять, что опять в меня не верит. Только меня больше не задевает его безразличие. После того как он заявился к маме домой и чуть меня не ударил, его влияние на мою жизнь волшебным образом исчезло. Скорее всего, за это снова нужно сказать спасибо Чернову. Он рядом, и мне спокойно, как никогда.
Я продолжаю заниматься рисованием и больше не собираюсь прятаться и стыдиться своего таланта, особенно после того, как Алу всё-таки удалось продать моё «Разбитое сердце» за несколько тысяч долларов и отправить картину в Европу. Кому-то нравится моя мазня! Она пользуется спросом! Возможно, это лишь маленький, даже крошечный шаг на пути к моей большой мечте, но всё же он уже сделан. Я продолжу параллельно учиться в университете, а ещё планирую найти работу после окончания первого курса, на лето.