Сводные

— Думаешь, это наша прихоть с Директором оградить ведущих учеников от остального мира? Нет. Это забота о вас и наших преподавателях. Мы тоже сидим взаперти здесь, вместе с вами. Как и вы, мы строго ограничили круг общения, и только это позволило нам продолжать тренировки в прежнем режиме. Иначе нас распустили бы, как и все остальные училища города. Только представь, что кто-то из вас, проведя замечательные выходные с родными, возвращается сюда, не зная о том, что является бессимптомным носителем. Что будет тогда? Вы, молодые, не думаете о том, что у нас хватает преподавателей в возрасте. Юля, они могут не пережить этой зимы!  И только потому, что у кого-то из вас не хватит терпения высидеть положенный срок карантина.

— Я вас поняла, — хрипло отвечаю, мечтая только об одном, чтобы эта отповедь поскорее кончилась.

— Юля, выпускной спектакль самое важное событие в твоей карьере. Без него — не будет ничего. Все годы обучения — коту под хвост. Разве нельзя стиснуть зубы и потерпеть? Терпение, спокойствие и собранность — вот, что отличает хорошую балерину от плохой.

Мне остается только повторить свой ответ:

— Я вас поняла.

Ева Бертольдовна распахивает дверь и выходит, оставляя меня одну. Подхватываю вещи и рюкзак, но замираю, глядя в окно. Там, за густым молоком тумана, темнеет очертания чердака.

Рывком набрасывая рюкзак на плечо и выхожу. В коридоре шумно, но все равно куда тише, чем обычно. Никогда не чувствовала себя связанной по рукам и ногам, как сейчас. Никогда не тяготилась балетом.

Мы договорились, что Кай сам свяжется с мной вечером, тогда и расскажу ему неутешительные итоги разговора с преподавательницей. К тому времени у него закончится работа, а у меня — лекции. Хорошо, что будет это вечером, сейчас, только услышав его голос, я бы расплакалась. Я и теперь с трудом сдерживаю слезы, пока иду в столовую.

Беру салат, апельсин и воду. Хотя сегодня суббота, завтра меня опять ждет тренировка. Не такая долгая, но больше здесь заниматься нечем.

Достаю телефон и ставлю рядом с подносом. Не представляю, как Кай свяжется со мной, если все ограничительные меры моего отца — правда.

Даже телефон и тот против меня. Все будто сговорились ограждать и останавливать меня!

Хоть Кай и просил довериться, во время еды в голове постоянно проворачиваю всевозможные идеи, как связаться с Каем, но идея только одна — одолжить телефон у Розенберга. А мы с ним не разговаривали после того поцелуя.

Стараюсь не думать о том, что сказала Ева Бертольдовна, но не могу. Очищая апельсин, не могу не думать о том, что не считаю себя неблагодарной или безответственной балериной. Всю жизнь воскресенье — был моим единственным днем, когда я могла сделать послабление. Не пуститься во все тяжкие, как делали это остальные. Достаточно вспомнить клуб. Я всего лишь не тренировалась в этот день напролет. И просто могла съесть десять бабушкиных пельменей с ложкой сметаны. Разве это много?

Разве недостаточно я и так положила на алтарь балета? Почему теперь у меня отнимают даже воскресенье? Я не собираюсь прерывать тренировки, не буду брать паузу в репетициях и уж точно выложусь, как следует, на финальном спектакле. Даже карантин и эпидемия не смогут помешать мне!

Вздрагиваю, когда вспыхивает экран телефона. Это Лея звонит по мессенджеру в фэйсбуке. Разговор с подругой как раз то, что мне сейчас нужно.

Достаю наушники и смахиваю пальцем, не глядя, и выпаливаю:

— Как же я рада, что ты позвонила!

— Я тоже рад, балеринка.

При виде улыбающегося Кая глаза лезут на лоб. Несколько секунд перевожу взгляд с его лица на аватарку Леи и обратно.

— Ты не улетел в Израиль, а значит…

— Да, ты все правильно поняла. Я взломал фэйсбук твоей подруги, — отвечает наглец с широкой улыбкой. — У них это, похоже, семейное не заботиться о своей цифровой безопасности.

— Почему семейное? — мгновенно реагирую я. — Что ты сделал с данными Розенберга?

— А знаешь, какой у твоей Леи был пароль от фэйсбука? Ты очень удивишься, Юль!

— Не смей говорить пароль! Это ее личное дело. И не переводи тему, Кай!

— Ладно, но ты уверена, что не хочешь узнать кое-что интересное о своей подруге?…

— Уверена.

Кай нервно барабанит по столу пальцами, готовясь сказать правду.

Позади него горизонтальные жалюзи, серые и безликие, и сама обстановка мало напоминает домашнюю. Выбиваются из скупой обстановки только плюшевые медведи, сложенные горой на подоконнике. Интересно, откуда они там? И нет ли в кабинете с Каем какой-нибудь девушки, иначе откуда игрушки?

Кай сказал, что лично его босс так и не отправил на удаленку, хотя большая часть сотрудников сейчас работает из дому. Ему же Бестужев велел приезжать в офис каждый день, учиться и работать одновременно. Почему — Кай не объяснил.

— Так что там с Розенбергом? Что ты сделал?

— Помнишь, ту корзину с розами, что я подарил тебе? Я оплатил цветы с его карты.

— Так вот почему ты сказал вчера, что цветы теперь будут «от тебя»! А я еще не поняла эту фразу, а ты не дал мне подумать, что не так.

— Не хотелось портить такой вечер.

— Кай, как ты мог?