И все изменилось. Как-то сразу стало наплевать на косые взгляды, на то, что мы здесь не одни, на ютубы, на чужие мысли, на то, что было, что будет… Остался этот миг, кусочек настоящего, где только я, он и танец, один на двоих. Музыка, медленная, щемяще-нежная, дрожала огнями светильников на стенах, заглядывала ночной темнотой в окна, летним ветром шевелила легкие шторы, кружилась в воздухе. И мы кружились вместе с ней, и кружились стены, кружились пол и потолок, кружился весь огромный зал, сливаясь в сплошное пестрое пятно.
Его горячее плечо под моей ладонью, и горячие руки на моей спине, и запах, знакомый запах его кожи и горьковато-терпкого парфюма – запах чего-то запретного, невозможного, а оттого чертовски заманчивого, желанного, необходимого. И синие глаза напротив, и теплое дыхание, и хриплый шепот на ухо, отчего холодеет спина и сладко сжимается внутри до пронзительного восторга, до остановки дыхания…
Нет, это не танец, это уже что-то другое…
Я даже не сразу поняла, что наша музыка закончилась, и играла уже следующая, быстрая… А мы ещё секунду или две стояли рядом. Он не разжимал рук, а я не спешила сделать шаг и отстраниться.
Наваждение какое-то…
– Ты отлично танцуешь! – сказал Элвин. – Какие ещё таланты ты скрывала от меня?
– Можно подумать, тебе было дело до моих талантов, – буркнула я, выкручиваясь, наконец, из его рук.
Вышло грубо. Но мне хотелось вдребезги разнести то странное и хрупкое, что на протяжении всего этого дурацкого дня пыталось образоваться между нами. А еще больше хотелось выйти на воздух. Может, хоть там остатки танца выветрятся из крови, и я начну немного соображать…
Он ничего не ответил. Впрочем, может, и ответил бы, но тут мы буквально столкнулись с Молли.
– Ой, – пискнула она. Вот в её глазах страх читался так отчётливо, словно был прописан капслоком. – Изабель, я… Я должна принести свои извинения. Мне так жаль… прошу тебя, пожалуйста, не обращайся в полицию. Я… Я сделала большую глупость. Требуй всё что угодно! Только, пожалуйста…
Такой жалкой она нравилась мне ещё меньше, чем когда строила из себя напыщенную дуру. И уж точно я не собиралась идти в полицию.
– Хорошо, не буду, – буркнула я и шагнула, чтобы обойти ее и рвануть к выходу.
– При одном условии, – жестко сказал Элвин.
Теперь мы обе, я и Молли, уставились на него вопросительно.
– Ты пострижёшься. Сделаешь себе короткую стрижку.
Молли ахнула.
– Нет!.. пожалуйста!
Ну да, эта блондинка явно считала волосы главным своим достоянием.
– Как хочешь, – пожал плечами Элвин.
– Нет, нет, – быстро заговорила Молли, словно боясь, что он уйдёт и лишит её последнего шанса. – Я всё сделаю, хорошо!
– Договорились.
Он наконец повёл меня к выходу. А я всё никак не могла прийти в себя от того, что сейчас увидела и услышала.
Мы спустились по ступенькам крыльца роскошного особняка Морганов и остановились в саду.
– А ты жестокий, – сказала я, с облегчением подставляя лицо свежему ветру.
– Но справедливый, – уточнил он.
– Не хотела бы я стать твоей бывшей девушкой, – ляпнула я прежде, чем успела сообразить, что говорю.
Элвин усмехнулся.
– Хочу домой! Срочно! – выпалила я прежде, чем он успел открыть рот и что-нибудь сказать.
Развернулась и быстро зашагала к крыльцу.
Сзади раздался тихий смех и пиканье телефона:
– Такси?..
Машина приехала быстро. Пара минут, и свет фар мазнул по воротам.
– Как тебе вечеринка? Понравилось? – спросил Элвин.
– Отличная вечеринка. Но больше не надо, ладно?
Вздохнули тормоза, Элвин приглашающе открыл дверцу. Я быстро скользнула на заднее сидение и забилась в угол. Отлично. Еще несколько минут потерпеть, а там… В душ. Холодный. Смыть с себя все: и вчерашнее умопомешательство перед спальней, и сегодняшнее развратное дефиле, и недавний танец. Дурацкий танец, от которого до сих пор мозги набекрень.
Сиденье упруго прогнулось, бедра коснулось крепкое бедро, вбитое в брюки, опахнуло теплым горьковатым ароматом, хлопнула дверца. И я едва не вылетела через другую. Черт! Не мог сесть рядом с водителем?
Стоп. Все нормально. Просто я устала. Слишком много событий. Слишком много Элвина. Особенно сейчас. Его тепло, его плечо возле моей щеки, его точеный профиль, выхватываемый из темноты огнями фонарей. И этот запах, от которого сжимается внутри…
Я уткнулась лбом в прохладное стекло.
Наконец такси плавно затормозило у нашего крыльца. Элвин выбрался наружу. Вот сейчас точно протянет мне руку, чтобы помочь. А самое последнее, что стоит делать, это касаться его. Я выскочила с другой стороны машины и направилась к крыльцу. Мы поднялись по ступенькам, Элвин открыл дверь, я шагнула в темноту и потянулась к выключателю. Дверь захлопнулась, отрезав последние остатки света, что проникали с крыльца.
Я остановилась в нерешительности. Что сейчас нужно сказать? Спокойной ночи? Пока? Просто молча убежать в свою комнату? Теплые ладони легли на плечи, развернули, прижали спиной к стене. Сердце дернулось и пропустило удар, в животе стало холодно.
Теплое дыхание коснулось щеки, скользнуло по шее, и каждый волосок на моем теле встал дыбом.