Сводный Змей

— Никого я не искал, что ты несешь? — злится. — В общем, я тебе сказал. Если девочка хоть раз мне на тебя пожалуется… А она пожалуется — мы с ней договорились, будь уверен, ты пойдешь в армию.

— Ты думаешь, я этого боюсь? — усмехаюсь ему в лицо. — Надо будет и пойду. Отдам долг Родине, так сказать.

— Смелый какой, ну-ну. Я тебя предупредил, чтоб потом без обид, сын.

Даже вероятность попасть в армейку меня не остановит. Я — танк. И добьюсь своего, пока родаки будут чалить на Гавайях.

— И вообще, когда ты найдешь себе жену? Сын Байбакова женился, детей родил, твой ровесник, между прочим, — тоже 22 года. А ты чего ждешь?

Ну, начинается!

— Ту самую жду, папа.

— Ту самую ты среди потаскух, которые посещают алкогольные вечеринки, не найдешь. Не там ищешь.

— А где надо искать? Просвети.

— Окончишь институт, пойдешь работать, там и найдешь приличную девушку. Шалаву ко мне в дом притаскивать не надо, это я тебе уже давно говорил.

Слышу звук открывающихся ворот. Приехали. Едва сдерживаюсь, чтобы не выбежать навстречу, а остаться на месте и завтракать как ни в чем не бывало. Наша домработница суетливо выставляет дополнительные приборы и новые блюда.

Встречаемся глазами с вошедшей в гостиную Элькой. Как она вчера сладко стонала…

На её губах играет полуулыбка, видимо, вспомнила, как стонал и хрипел я.

— Доброе утро, дамы! — здороваюсь.

— Привет, милый, — Оксана Александровна подходит ко мне и оставляет на моей щеке поцелуй. Лучше бы её дочка поцеловала… нет, лучше засосала. Прям у пахана на глазах, чтоб ему поплохело.

Ладно, не будем портить им медовый отдых. Украдкой подмигиваю ей.

Эля садится за стол. На ней черные брюки палаццо и белая футболка. Половина волос убрана в луковичку на затылке. Свободные пряди почти достают до поясницы. Ну, Василиса-краса прям!

— Хорош на меня глазеть, — шепчет.

— Не могу, — улыбаюсь в ответ.

Она. Будет. Жить. Здесь.

И мои шаловливые ручки обязательно до неё доберутся.

Вот только, блять, стояка за столом мне не хватало!

Напоминаю сам себе озабоченного придурка, над которым я обычно ржал. У меня никогда не было проблем с сексом. Захотел — снял девочку, слил, вообще без проблем. Но тут я не хочу никого снимать. Её хочу — долго, на всю ночь, прям до утра, чтоб наблюдать, лежа в обнимку, как восходит солнце. Чтоб провести пальцем по её лицу, на котором залип солнечный лучик…

А не влюбился ли я часом в эту стерву??

Да ну нахер. Нет. Быть этого не может.

Я хочу с ней секса, потому что она вечно отшивает меня. Спортивный интерес, охота, азарт — вот что движет мною. Но при чем тогда солнечный лучик на её лице? Какая ванильная пошлость и розовые сопли! Я такой чухнёй никогда не страдал. Рассветы люблю, но одинокие. Без баб, которые обычно всё портят своим нытьем. То херово им с перепоя, то трахал, видите ли, не так — слишком жёстко, что болит.

А Элька будет жаловаться после секса? Сдаётся мне, с её характером она будет молчать и делать вид, что всё в ажуре. Увидим (я надеюсь). Моя сарделечка никуда от меня не сбежит ближайшую неделю.

Только вот… есть еще Бабка. Которую прямо сейчас Гриша заводит под руку и сажает в любимое папино кресло. У пахана аж глаз задергался от такой картины. Красота, ляпота. Вернется с Гавайев, а его кресло продавлено стариковской задницей. Могу поспорить, что он отнесет его на мусорку и купит себе новое.

Давайте, сваливайте уже быстрее на свои острова. Мне не терпится тобой заняться, Элечка!

Глава 33

Эля

Поднимаю стакан с соком, чтобы выпить за удачный полёт молодоженов. В голове туман с самого утра и беспокойство. Поскорее бы Змеевский вернул мне хорошее настроение своими шуточками.

Целуюсь с мамой напоследок, Камоевича просто холодно обнимаю. Никак не привыкну к нему.

— Не беспокойся за меня, поняла? — ласково говорит мама, — все будет хорошо. Присмотри за бабушкой.

— Да, конечно.

— Выше нос, детка. В следующий раз поедешь с нами.

— Нет, — горячо возражаю, — ты же знаешь, что я боюсь самолетов!

— Хорошо, отправимся летом куда-нибудь на поезде.

— Мгм.

Мужчины пожимают друг другу руки, и Альберт Камоевич с чемоданом выходит во двор. В аэропорт их повезет Гриша. То есть они сначала на фирму свою поедут, а потом на самолет.

Едва машина уезжает, как бабуля достаёт сигареты и смачно закуривает, сидя в кресле Альберта Камоевича.

— Бабушка! — бросаюсь к ней, — здесь нельзя курить.

— Дай почувствовать себя боярыней. А то в моем сельском сараюшке это затруднительно. А ты, милок, — смотрит на Артема, — будь добр, плесни коньячка на три пальца.

— Она еще и алкашня, — бормочет беззлобно Змей.

— Не пила до этого дня, — шикаю на него.

— Так я и поверил.

— Что вы там бормочете? Можно погромче, а то у меня одно ухо не слышит?

— Не верь ей, — предупреждаю, — у нее отличный для старухи слух. Притворяется, чтоб много нового о себе узнать.

Артем наливает бабуле коньяка и та смакует напиток.

— Вот это я понимаю — жизнь!

— Что хорошего в том, чтобы надираться с утра? — спрашивает её Артем.

— Я с утра, а вы вечером.

Какая проницательная. Или опять подслушала что-то? Переглядываемся со Змеевским.