Еще раз для ясности. Какой-никакой отец у меня имеется. Живет он в другом городе, с другой семьей. В Ленинграде у него — давний друг. То есть друг, может, и не один, но речь о том, который в институте культуры преподает. А мамочка — уж не знаю, какие подозрения живут в ее красивой головке, — почему-то до ужаса боится, что если я в институт поступлю, то обязательно на отца выйду или он на меня, и случится нечто страшное и непоправимое. Странно, я ведь не маленькая, прекрасно понимаю, что если мы с ним и встретимся, — это будет встреча чужих людей. Да и кому она нужна, эта встреча? Столько лет спокойно жили друг без друга, а тут вдруг чувства из ничего возьмутся? Не бывает такого.
Но мамочка так искренне расстраивалась, — столько боли, столько мольбы в голосе, — что я, дабы освободить ее от воображаемых кошмаров, поступила в училище на озеленителя. Там много инвалидов учится. Не вуз, конечно, зато для мамы никаких «призраков прошлого». Хотя ей и это не просто. Одно дело — приступы время от времени, а в остальном все как у всех: планы, работа, возможности… А тут вдруг инвалидность: дочка-эпилептик вместо дочки-ого-го. Вот мама меня и стыдится. Да и болезнь, — нет чтобы попроще что-нибудь. Однажды мы с ней к врачу пошли. Пока в очереди ждали, она «на минутку» отошла, да так и не вернулась. Пришлось мне один на один с врачом беседовать. Что поделаешь, — у каждого свои силы. Мне, в любом случае, от болезни не уйти, — вот и свыкаюсь, а мамочке трудно все это. И со стороны приступы мои выглядят и правда страшно. Бедная, бедная мама!
Новая запись.
Неприятно было понять, что не оправдываю маминых надежд, но жизнь продолжается.
Вот, учусь и еще устроилась дворником, причем в собственный двор. И не столько ради денег, сколько от внутреннего желания хоть куда-нибудь деться, зачем-то но пригодиться. По зарплате это очень мало. Поэтому дворники обычно по несколько участков берут. Я пока два взяла. Так и зарплата побольше, и голова свободна: убирайся и думай «о чем» жить.