Свои чужие

– Тебе? Моя? – я удивленно поднимаю брови. Эльвира Кольцова – это сама по себе армия. Что такого могло случиться, что она за помощью пришла именно ко мне. С учетом нашей с ней "химии".

– Полине, – сухо отрезает Кольцова.

Сердце тут же замирает как чертов суслик, столбиком, поджав лапки.

– Что случилось? – я даже обдумать этот вопрос не успеваю, озвучиваю раньше.

Кольцова пожимает плечами.

– Я еще не очень поняла. В издательстве какая-то бредятина происходит. И нужно ехать, защищать интересы Полли, Паша был злой, как медведь-шатун, а Полли же совершенно не боевая. А я – и выгляжу как чмо, и чувствую себя не лучше. Поэтому поехали, Варламов. Будешь моей огневой поддержкой. Ну, или по морде кому дашь.

Ох… И сложно не сорваться прямо сейчас, тем более что вчера я взял официальный отгул, потому что мне хотелось даже не в запой, мне хотелось утопиться в вискаре, к чертовой матери.

После всего, что сказала мне Полина. После того, что с дури обещал ей я.

Она просила оставить её в покое. И по сути, я не должен к ней лезть. Не должен. Обещал. Вот только…

– Двадцать минут дай мне, – отрешенно произношу я и ныряю в ванную. Всё, что мне нужно сейчас – это окатить голову ледяной водой, вычистить зубы и одеться хоть как-нибудь, чтобы было похоже на нормального человека, а не на того, кто собирался в запой еще вчера вечером.

Я не могу оставить Полину в беде. Или я просто ищу повод, чтобы снова оказаться рядом с ней. И пусть даже пошлет к чертовой матери, я в любом случае сейчас хочу к ней. Как и всегда, черт побери.

Нет, если бы мы с Кольцовой были змеями и жили в одном террариуме – мы бы сожрали друг друга. Мы умудряемся разругаться даже из-за того, кто поведет и на чьей машине мы поедем. В конце концов, едем на моей, и Кольцова сидит в кресле справа от меня и устало пырится в окно.

– Что-то случилось? – осторожно интересуюсь я.

– Ну, так. Трахнула спьяну жениха лучшей подруги. Теперь не знаю, как показаться ей на глаза. А так – ничего не случилось, – Кольцова жмурится, и я, к своему удивлению, успеваю заметить побежавшую по её щеке слезу.

– Ты? – пересправшиваю я с недоверием. – С унылым?

– С Костей, – хмуро откликается Эльвира. – Да, я. Без комментариев. Говорю же, чмо – как оно есть. Могу теперь соревноваться с тобой, Димочка.

Я помню разговор унылого и Полины – их последний перед разрывом. Да, я тогда понял, что речь об измене, что у них точно что-то случилось. Но что перепихнулся унылый с Эльвирой… То ли не говорили, то ли я как-то не услышал…

– Ну ты даешь…

– Ну вот отвали, Варламов, меня и так от себя тошнит, – хрипло откликается Кольцова.

– А что унылый? Вышло у вас что?

– Ты как себе это представляешь? – сухо спрашивает Эльвира. – Что может выйти из одного только идиотизма? Хотя, вон у тебя вышел развод. Скажи, Димочка, оно того стоило?

Убил бы.

– Тогда у меня иного выбора не было, – мой голос сух, а в грудной клетке – только усталость и пустота. – Я ей мешал.

Кольцова смотрит на меня недоверчиво, щурится, барабанит пальцами по предплечью.

– Все-таки ты из-за меня ушел тогда, да? – глухо спрашивает она.

А я молчу. Ну что тут скажешь? Пять лет назад был молодой идиот. Я и сейчас идиот, только чуть-чуть постарше. И сейчас – сейчас я бы так не среагировал, я бы носом землю рыл, лишь бы разрешить эту проблему как-то иначе.

И стоило ли перебирать чертовы три десятка девиц, чтобы понять, что ни одна из них и ногтя моей весны не стоит? Не знаю. Был бы умный – обошелся бы без этого дерьма. Я не был умный. Теперь вот сижу в своей мерзлоте без заветной весны уже шестой год.

В редакции мы не торопимся сразу к главному редактору. Вообще – сначала Кольцова убалтывает охранника пропустить меня. При этом она так старательно представляет меня как своего клиента, такого талантливого писателя, что я аж проникся.

– Почти поверил, – шепчу одобрительно, когда мы уже прошли пропускной пункт.

– Профессионализм не пропивается, – кисло откликается Кольцова.

– Куда дальше? К редактору?

– Сначала разведка, – Эльвира вздыхает. – К редактору смысла нет, пока я ничего не знаю. На четвертом у меня есть хорошая приятельница – девочка-корректор. Она должна знать, что случилось. Блин, вот почему сейчас, Полли же должна была сдать эту чертову книгу?

Девочка-корректор Олеся – действительно почти девочка – худенькая, кудрявая. Кажется, она уже озверела расставлять запятые, потому что улыбается она нам радостно. Олеся поит меня и Кольцову чаем, рассказывает о том, что почему-то Полина Бодлер срывает выход книги.

Мы слышим и версию с уничтожением данных, которую продвигает Полинка. Мы слышим и про то, что редактор уверен – Бодлер поймала звезду и мается дурью. И пусть пеняет на себя, если это действительно так.

– Капец, – выдыхает шепотом Кольцова, когда мы уже распрощались с Олесей, а затем прихватывает меня за локоть. – Нет, я, конечно, думала, что все паршиво, но чтобы настолько…

– Думаешь, реально сама удалила? – тихо спрашиваю я, а Кольцова категорично качает головой.