…Поздней ночью, а точнее — очень ранним утром уже наступившего следующего дня Юнгеров позвонил журналисту Андрею Обнорскому, который, похоже, тоже не спал, так как трубку взял сразу:
— Алло?
— Андрюха, здорово. Не разбудил?
— Уснешь тут… В связи с последними событиями…
— А ты, конечно, уже в курсе.
— Что делать, работа такая, — вздохнул журналист. — Жалко Петра.
— Да, — сказал Юнгеров. — Крылова не вернешь. Андрей, мне надо срочно переговорить с Ильюхиным. Не по телефону.
— Понял, — ответил Обнорский и ничего переспрашивать не стал, потому что, наверное, о чем-то догадывался, да и вообще понимал, что сейчас не самое лучшее время для вопросов. — Я перезвоню.
Он перезвонил через несколько минут и сказал:
— Он согласился. Я предложил ему подъехать к «Астории» — там ночной клуб, хоть кофе попить сможете. Он будет там через полчаса.
— Спасибо, Андрюха.
— Не за что, Саша. Нам бы потом тоже переговорить с тобой.
— Обязательно переговорим. Только дай головняки разгрести малехо.
— Я понимаю. Пока, Саня. Звони, ежели что…
— Угу… спасибо.
…Когда Ильюхин зашел в холл «Астории», Юнгеров уже ждал его. Было видно, что Александр Сергеевич сильно нервничает. Полковник тоже, бывало, выглядел лучше.
— Поговорим? — спросил Юнгеров. Виталий Петрович некоторое время молча разглядывал его, потом кивнул:
— Поговорим.
— Руки жать будем? — поинтересовался Александр Сергеевич.
— Будем, — ответил Ильюхин и протянул руку.
Юнгерову немного полегчало, и он предложил пройти в кафе. Они уселись за столик, стоявший в самом углу.
— Два эспрессо, две воды без газа, лед, — скомандовал Александр Сергеевич подошедшей официантке и посмотрел на полковника: — По рюмке, я думаю, потом?
— Если бог даст, — уклончиво ответил Ильюхин.
Официантка убежала. Юнгеров набрал в легкие воздуха и начал без обиняков и долгих предисловий:
— Виталий Петрович, я волнуюсь, ты прости, но думаю, что понимаешь… Последние события, они… Знаешь, волки — стайные звери. Они живут в стае, в стае и погибают. Понимаю хорошо, что ты — другой случай, и не предлагаю тебе выбираться в доле. Я хочу предложить выходить из всей этой… ситуации… вместе. При этом я многого не знаю, но ситуация, в целом, мне ясна. Как я ее вижу: Штукин проходит у вас как внедренный сотрудник. Егор — просто сотрудник, но он еще и очень близкий мне человек. Расстрел…
Тут Александр Сергеевич слегка запнулся и уточнил:
— …Первый расстрел, который был в лифте, организовал Гамерник. Думаю, что он мог иметь отношение и к вашей разработке в отношении меня. Я немного… нет, не так… Я не вижу за собой какой-то вины. Может быть, только в том, что чего-то недооценил, в чем-то не разобрался, что-то не смог предвидеть. Многие события происходили за моей спиной. Да, цинично сейчас об этом говорить, но деньги, которые Крылов должен был везти в Москву, — мне возвращены, так что система функционирует дальше. Уточню: эти деньги предназначались большим чинам в Москве, чтобы товарища Гамерника можно было урыть на законных основаниях. У нас в стране все стало совсем интересно — чтобы посадить негодяя и убийцу, надо платить большие деньги большим людям… Ладно, я не об этом… Если бы я думал о тебе плохо — я бы не попросил о встрече. Слышал — только хорошее. В том числе и от Петра, который тебя не очень любил. Так вот: я хочу обсудить с тобой судьбу Егора. А именно — как его вытаскивать с кичи. При этом замечу, что на законность в данном вопросе мне… Не интересует меня в данном случае законность… Я хочу вытащить Егора и похоронить друга, как подобает, — с государственными почестями. И мне плевать, кто и что о нем думает!
У Юнгерова перехватило дыхание. Он вытер тыльной стороной ладони вспотевший лоб и постарался сдержать движение кадыка.
— Девушка! — гаркнул Александр Сергеевич. — Я за кофе по двести рублей плачу и еще должен ждать, пока вы нагуляетесь?
Официантка вздрогнула, вспомнив о заказе, и заметалась за стойкой вместе с барменом. Другая официантка, наткнувшись на дикий взгляд Юнгерова, все перепутала и поставила на столик перед ним рюмку коньяка. Александр Сергеевич выпил ее залпом и сказал свистящим шепотом:
— А теперь — кофе! Очень прошу.
Официантка засеменила к стойке, испуганно озираясь.
— Так вот, — снова обратился к Ильюхину Юнгеров. — Похороню Петра, вытащу Егора, а там — видно будет. А видно будет, что Гамернику — не жить. Я перед тобой юлить не собираюсь.