— А ты, красавец, тоже определись! Ты офицер — или?! С нами — или?! Чего ты тут понты лошадиные раскидываешь, пальцы веером раскладываешь?
Валерка готов был легко переносить наезды от УСБ — у них, в конце концов, работа такая, всех подозревать, но не от своих, не от оперов. Штукина зацепило, и он зло ощерился:
— Понты лошадиные? Я смотрю, главное — что ты сам уже определился! Ты мне чаю предложил? Ты спросил меня: ну как, братишка-офицер? Как тебе там было, в этом лифте? А?! Твой первый вопрос был обо мне или о том, откуда я их знаю? В чем событие-то? В такой пальбе жуткой или в том, что в лифте с братвой опер оказался? Ты сам-то как хочешь? По закону, или по правде, или по жизни?!
Хозяин кабинета вздохнул и спросил спокойно:
— Хочешь чаю?
— Нет, так — уже не хочу! — отрезал Валерка. Неожиданно он услышал голос Ильюхина:
— Братишка, хочешь кипяточку?
Все встали, включая Штукина, который улыбнулся и ответил на вопрос утвердительно:
— Хочу.
Виталий Петрович укоризненно покачал головой:
— Хорошо хоть не подрались, оперативнички…
Было понятно, что полковник стоял у дверей и слушал весь текст. Оперативникам стало неловко. Ильюхин молча забрал Штукина к себе в кабинет, поэтому Валерка не слышал, естественно, дальнейшего разговора между операми. А разговор между тем был достаточно занятным: хозяин кабинета бухтел, разглядывая трещины на любимой пепельнице:
— Да гори оно все синим пламенем! Крылов к тому Дону Корлеону никого не подпускает, Ильюхин — этого прибрал… А они ведь в контрах, как Гога и Магога.
— Гога и Магога — это из другой истории, — не согласился его коллега и достал из кармана пиджака фирменную плоскую фляжку.
Любимая пепельница развалилась в руках опера, и он даже сплюнул с досады:
— А по мне, так самая та история и получается! Крылов и Ильюхин — летчики-налетчики! Друг дружки стоят!
— Да ты чего так расходился-то?
— Достало! И попахивает все это… сам знаешь чем!
Владелец фирменной фляжки философски пожал плечами:
— Ну, попахивает… А ты всю картину видишь? Нет. Ну и я — такого же роста. А тут такое мясо намясорубили… Какие там тараканы? Куда все это заведет? Ой… Давай-ка лучше по глоточку… Я в кино видел — крутые американские копы всегда так делают. Наше дело — ствол найти второй. Почему второй не скинули? Странно. Я бы оба сбросил…
Коллеги хлебнули по очереди из фляги, и тут в кабинет завалился майор Филин, очень прилично «вдетый». Как его к убойщикам занесло? Майор, похоже, уже не очень ориентировался в пространстве, он зашел, как к себе домой, и стал глаголить, что, дескать, ходит он в потертых джинсах, но это ничего не значит, что он, Филин, многое может и со многими на «ты»… Хозяин кабинета вдруг не выдержал и молча хлобыстнул начальника угонного отдела кулаком в висок. Филин клюнул лбом стол, сполз на пол и затих.
Владелец фляжки так же молча хлебнул еще, покрутил головой и осторожно глянул на приятеля:
— Стесняюсь спросить: почему ты это сделал?
Хозяин кабинета махнул рукой:
— А-а… Достал. Второго дня он к Наталье в лифте прижимался. Она плакала потом. А сейчас я вдруг подумал — и чего это я таким политиком заделался? Уф! Хорошо. Как гора с плеч. Не стыдно за бесцельно прожитые годы.
— Понимаю, — согласился второй убойщик, наклоняясь над неподвижным телом. — Скоро в себя придет. Добивать будем, как очнется? Кстати, а чего ты за Наталью-то… Я думал, с ней Сашка Снегирев хороводы водит…
— Сашка и водит. А муж в ХОЗУ — объелся груш. Я из-за Сашки… Он если бы узнал — убил бы этого мудака и сел бы. Я его знаю.
— М-да. Интересное построение мысли. Интересно мы живем. Американским копам такое и не снилось.
— Да насрать на них… Слушай, а что это мы пили такое из твоей фляжки?
— Ром пиратский.
— Дай-ка еще.
— На.
Хозяин кабинета сделал добрый глоток и задохнулся:
— Крепко!
— Восемьдесят градусов.
— Да ну? Как же их тогда ловили-то, этих пиратов? Крепкие мужчины, должно быть, были…
Опера помолчали, а потом тот, который хвалил пиратов, вдруг тихо сказал:
— Жаль парнишку этого, Штукина. Сожрут его.
— Сожрут, — согласился владелец фляжки. — И самое обидное, похоже, что ни за что сожрут. А парень он вроде внятный…
Валерка, естественно, всех этих слов не слышал, а потому вошел в кабинет Ильюхина с искренней обидой на своих коллег. Полковник дал ему время помолчать и успокоиться, налил чаю, как и обещал, а потом сказал, грустно улыбнувшись:
— Отошел? Я жалом-то поводил уже и потому схему случившегося знаю. Думаю, что Денис не врет в том, что ошарашен и ни одной внятной версии не имеет. Конечно, если бы он знал — то сразу бы не сказал, поэтому я не его словам верю, а общему туманному информационному фону… А ты как думаешь — не врет он?
— Думаю, не врет.
Полковник закурил сам, предложил сигарету Валерке, вздохнул и спросил:
— Юнгерова видел?
— Да.
— Ну и как он тебе? Понравился?
Штукин неопределенно повел головой:
— Крепкий мужик. Серьезный. Предлагал, если уволят — к ним идти. Наверное, больше понравился. По крайней мере он не попрекал меня, как наши.
Виталий Петрович невесело рассмеялся: