Свой — чужой

Полковник понял, о чем за секунду подумал журналист: жажда новости, притом новости достаточно эксклюзивной и сенсационной, быстрое задержание предполагаемых убийц, когда еще свежо в памяти само преступление… Но секунда длится недолго. Выражение глаз Обнорского изменилось, в них мелькнуло понимание того, что сложнейшую операцию не провести с наскока в полевых условиях. Иначе ведь можно хлопнуть киллеров, а потом, без достаточного количества доказательств, снова отпустить…

— Дошло? — снова усмехнулся Ильюхин. Журналист медленно кивнул:

— Я понимаю… Виталий Петрович осторожно отхлебнул горячий кофе:

— Ну а раз понимаешь, то давай без информационной суеты. Договоримся так: об этом пока знаю только я со своими и ты, но без своих. О развитии ситуации я тебе в режиме онлайна докладывать не буду, но о подвижках проинформирую. А они будут. Должны быть. Тебе же не столько их установочные данные нужны, сколько общая драматургия?

Обнорский покачал головой:

— Драматургия — само собой, но и точные данные не помешают. Хорошая журналистика, вообще-то, должна быть максимально конкретной.

— Понимаю. Будет, Андрей, все будет. Но не сразу. В этой истории, сдается мне, не очень просто все пойдет. Это такой закон — либо все просто с самого начала, либо, если уж пошло с вывертами, совпадениями невероятными и случайностями, так и будет развиваться дальше — исключительно через жопу. Такой вот прогноз — на основе многолетних этнографических наблюдений.

Ильюхин закурил и только тут заметил, что недокурил еще предыдущую сигарету, — она дымилась в пепельнице. Полковник чертыхнулся и загасил ее.

Обнорский хитро взглянул на Ильюхина:

— Сдается мне, Виталий, ты еще что-то сказать хочешь?..

Виталий Петрович отнекиваться не стал:

— Есть такое дело… Раз уж мы встретились, хочу спросить тебя…

— Понимаю, — кивнул журналист, еле заметно улыбнувшись.

Полковник залпом допил кофе и откашлялся:

— Я стараюсь не уставать от разных сплетен, но… Почему ты позвонил именно мне?

Андрей на секунду опустил было глаза, но потом ответил прямо:

— А я сначала пытался поговорить с Крыловым. Но…

Ильюхин очень грустно усмехнулся:

— Дай угадаю: куда ты лезешь в сложные микросхемы, мы тут все на нервах, нам не до психов, которые названивают журналистам?

Обнорский покрутил кистью правой руки:

— Примерно так, только еще короче.

— Ясно. Не попал в настроение. Вернее, попал, но не в то. Так?

— Так.

— Поня-ятно. Я почему спросил-то: ты в курсе, какие отношения сложились у нас с Крыловым и его коллективом?

Журналист неуверенно пожал плечами:

— Не совсем… Ну, то есть я слышал, что все не очень хорошо.

Ильюхин помолчал, потом вздохнул тяжело:

— «Не очень хорошо» — это очень мягко сказано… Я, Андрей, не сторонник выноса сора из избы… и дело даже не в пресловутой «чести мундира», а просто… дрязги не люблю. Но… Эту ситуацию нам все-таки необходимо проговорить. В том числе и потому, что скоро все равно до тебя дойдет информация с другой стороны, а я с тобой… Или — ты со мной — начали сотрудничать. Вернее, ты помог, а я пообещал все тебе рассказывать…

— Давай поговорим, — согласился Обнорский, поудобнее устраиваясь в кресле и закуривая новую сигарету.

Ильюхин долго молчал, думая о том, с чего начать. Потом махнул рукой:

— Мне за себя не стыдно. У нас там случилась одна мерзкая, с моей точки зрения, история, и я пошел на открытый конфликт. Доказать, правда, ничего не смог. Пока. Но то, что у нас недавно случилось, — это лишь повод… Все назревало давно. И вот, чтобы не начинать за спиной всякие «шу-шу-шу», я тебе расскажу не о поводе, а о причине. И причину сию изложу в одной истории. Ты мужик крепкий, но чувствуешь тонко… Так что слушай: в прошлом году убили одну девушку, ее нашли на черной лестнице четырнадцатиэтажного дома. Ее изнасиловали, потом душили, резали, пытались вытащить язык через перерезанное горло. Там такой фарш был — даже личность ее долго установить не могли. Так вот — Крылов «поднял» эту «мокруху». Ему цинканули знакомые блатные. Они случайно подслушали один пьяный разговор. И Крылов — хвать!

— И своими методами! — понимающе усмехнулся журналист.

— Не торопись, — покрутил головой полковник. — Тут не просто «своими методами». Я сам лично не видел, но источнику, наблюдавшему это собственными глазами, доверяю стопроцентно. Так вот: в РУВД, где задержанного, извините, «опрашивали», работали с этим «животным» те же блатные!

— Это как?! — Обнорский даже вперед поднялся от удивления.