Свои камни

– Господь, который обо всех нас заботится, – не глядя на ошарашенного политрука -улыбаясь ответила Аглая. Потом вдруг стала строгой и повернулась к Сергееву. – Только уходить вам надо. Если эти приехали могут и другие. А этот видно из старых еще царских немцев. Вон как по-русски хорошо говорит. Я значок с красным крестом у него на галстуке заметила, наверное, военный врач. А уходить нам все-таки надо.

– А как же т-т-т-твой Господь? – усмехнулся Сергеев.

– А он нам и дальше будет помогать, – твердым голосом ответила Аглая. – Его только искушать не надо. Уповать на него надо, а искушать нет.

– А куда идти? – Сергеев сдался ее непреклонности.

– Попробуем по старой дороге, как я ваших бойцов отправила. А там Бог сам подскажет.

Ждать до вечера было опасно, но и уходить немедленно тоже было нельзя. Сергееву от порошков стало заметно легче. Он весь день тренировался, расхаживая по комнате. Аглая спешно собиралась в дорогу. Просто отпустить политрука она не могла, и тоже готовилась к дальней дороге. Спрятанную форму, она плотно свернула и упрятала на самое дно мешка. Второй мешок она набила вареной картошкой и остатками хлеба. Думала, сходить к соседям, и одолжить кусок сала, но потом решила, что это привлечет внимание. Да и откуда сейчас у людей сало, да еще в долг. Она даже посмеялась над этой фразой «сало в долг».

Политрука она одела в вещи Николая, к счастью, они были почти одного роста. Сапоги Сергеев надел свои. И выглядел совершеннейшим беженцем, а для пущей достоверности, хозяйка велела ему выпачкать брюки и рукава ватника.

Хотя ему стало заметно лучше шел он все равно тяжело, и после первых двух километров пришлось сделать почти получасовой привал. Но все же до утра они прошли приличное расстояние. Утром они добрались до стоящего на отшибе сенного сарая и спрятались там.

– Где мы? – спросил Сергеев всматриваясь в щели между серыми досками.

В сарае был полумрак и тяжело пахло сопревшим сеном. Серый, утренний свет проникал через щели в стенах н ничего не освещал. Но было тепло, и после бессонной ночи людей начала одолевать дремота

– Точно не знаю, – отозвалась Аглая, вороша сено отыскивая место посуше. – Должны были выйти к Нижним Лужкам.

– А это они? Вон там деревня какая-то на пригорке.

– Если справа под горой коровник есть, то они,

– Вроде есть, – кивнул политрук. – Длинное такое строение и окошки маленькие.

– Значит Господь не оставил вывел куда надо, – Аглая перекрестилась, – Боже мой. Господи, помилуй нас грешных.

– Какая же ты темная, – огрызнулся Сергеев. – Ты же советская женщина, у тебя муж на фронте. Сын на заводе в тылу работает. А ты тут мракобесие и панику наводишь. Нет никакого, Бога.

Аглая промолчала, расстелила кусок полотна и стала выкладывать на него картошку и хлеб. Политрук подсел рядом и стал есть, макая картофелины в кучку соли. Аглая ела молча, ей не хотелось ни спорить с ним, ни проповедовать, она слишком устала. Однако политрук расценил это как капитуляцию, и решил продолжить.

– Все эти религиозные происки, старая власть придумала для того, чтобы закабалить пролетариат и крестьянство. – сказал Сергеев как бы между делом. – Но советская власть освободила народ от этого морока. Старой власти, что было нужно? Чтобы человек чувствовал себя неуверенно, расходовал свои духовные силы на обращение к несуществующему Богу. А правящие классы, капиталисты, фашисты могли спокойно эксплуатировать эту растерянную и неорганизованную массу. Но наш долг, как победившего класса смотреть выше икон и стремиться строить справедливое общество. Нам дан прогресс, наука, и большевистская идея.

Аглая слушала, потому что выбора у нее не было. И сил не было, пригревшись в сене она стала клонится в сон и непременно заснула если бы не услышала знакомое имя.

– Так вот, этот, так называемый иеромонах Фома, – политрук прильнул к щели и продолжал. – Мало того, что уже отсидел в лагере, пробрался в Великие Луки. И стал там побираться у старушек. Собирал их в доме и вел религиозную пропаганду. За, что и был арестован мною лично. Так этот упрямец и будучи в тюрьма не прекратил свою деятельность. За что и был приговорен к высшей мере наказания. Так этот так называемый иеромонах, даже стоя у стенки вздумал молится о спасении душ солдат, которые должны были его расстреливать. Видимо думал их разжалобить. Но тщетно. Я это говорю к тому, что есть еще непримиримые враги…

Аглая слушала и не верила, своим ушам. Ее словно ударило током и парализовало одновременно. Человек, которого она приняла в своем доме, о здравии которого молилась, которого на ее глазах Господь уже один раз спас от смерти, виновен в гибели Отца Фомы.

В ней вдруг появились две совершенно разные Аглаи. Одна, которую она знала всю жизнь, простая и добрая, которая привела этого человека в этот сарай, потому что иначе он бы погиб. И эта, прежняя Аглая вдруг стала очень маленькой. Так получилось от того, что зло никогда не подходило к ней так близко и она растерялась.