Свои камни

– А вот она так никогда не поступала, – продолжил Кирилл. – Я случайно разбил стакан, мама принялась на меня шикать, а бабушка Аглая обрадовалась. Сама собрала осколки, бережно как будто вновь обретенное сокровище. Мы там прожили неделю, и я побывал у нее на работе. Она работала, как бы, это назвать – старушкой в храме. Маленькая такая церковка, обсаженная новостройками. Вот она там за порядком следила, подсвечники чистила, протирала все. И всех встречала с такой открытой любовью, какой я потом почти никогда не встречал. А народ ведь всегда приходит разный, как на всех добра набрать, а вот у нее было. Я хоть и мальчишка был, а вот как-то это уловил. Наверно там я и решил, что очень важное дело делается в этой церковке. Очень большое, мне тогда еще не понятное, но нужное. Иначе не может человек с такой радостью его делать. А бабушка Аглая, в тот раз была в церковке одна и между делом все про все мне рассказывала. И про рождество, и про бесплодное дерево, и про укрощение бури, а еще про своего папу, отца Илариона, и про Николая, и про отца Фому, и даже про какого-то Сергеева. И про всех с такой любовью и такой радостью, словно была у нее не жизнь, а сказка, в которую почему-то веришь. А веришь, потому что не хочется в нее не верить. Вот такие у меня о ней воспоминания.

Кирилл, встал отряхнул с рукава репейник, выпрямился во весть рост и несколько раз шумно выдохнул.

– А потом пришло письмо, что отошла бабушка Аглая ко Господу. Я как раз тогда в девятый класс пошел, – продолжил Кирилл. – Я тогда весь вечер сидел и вспоминал как был с ней в той церковке. Даже заплакал. Я знаю, ту церковку сейчас перестроили, большую каменную поставили. Слава Богу это стало можно. Ну а я вот решил сюда. Так сказать, вернулся в начало. Так уж вышло, что весь наш народ по такому кругу прошел. Наверняка и к нашему храму вернутся. Люди они ведь всегда людьми остаются. Надо только помочь им сбросить с себя все наносное, чтобы зернышко в их душе свет тепло почувствовало, к свету потянулось. А мне бы топор да лопату раздобыть и дело пойдет.

– Кирилл, – я видимо произнес это с такой интонацией, что он вздрогнул. – Лопату и топор я завтра вам принесу, и принесу еще кое-что.

– Но учти мне инструмент пока хранить негде, – улыбнулся он. – Сам пока наездами, а там снимать стану…

– Так вышло, – я сделал одну из тех возвышенных театральных пауз, за которые я сам себя ненавижу, но ничего не могу с собой поделать. – Дом, который мы купили несколько лет назад, принадлежал вашему прадеду. И хотя дома сейчас уже нет, но вам по наследству достанется очень хороший чемодан.

Кирилл остановился, вернее замер, стоя ко мне в пол оборота. Потом посерьезнел, потер подбородок, посмотрел вверх, перекрестился, и обратился ко мне.

– Знаете, Саша, что сейчас с нами обоими произошло?

– Чудо? – предположил я.

– Я бы сказал, наглядный пример Божьего промысла, – ответил он и покачивая головой добавил. – Какая чудесная, и в тоже время простая вещь.

– Пожалуй, – согласился я и тоже перекрестился, стараясь как можно точнее повторить, как это сделал он.

Дальше все было как было. Я прочитал Евангелие. И про сложный, но надежный инструмент все усвоил. Вот спасаюсь, тяжеловато, но стараюсь, уповаю. Иногда бывает очень интересно, сидишь, скажем, у спущенного колеса, и гадаешь, каким благом обернется для тебя эта пустяковина.

Отец Кирилл, восстановил храм. Как и прежний – деревянный. Хорошо бы еще колокольню построить, но всему свое время. Топор и лопата, которые я принес ему на следующий день, так и остались при храме и лежат в сторожке. Так что с инструментом у нас в храме порядок.

А моего племянника отец Кирилл крестил по старому требнику своего прадеда. Правда он заранее отдал его переплетчику и сегодня он выглядит как новый. Воистину можно только позавидовать судьбе этой книжицы.

Так что, как бы ни старался резчик по имени Время, есть мастер куда искуснее его. Слава Богу.

Костик

Люди появлялись в фойе волнами. Каждый час по лестницам из-за стеклянных дверей ссыпались бисером пестрые танцовщицы, задумчивые шахматисты, музыканты, художники. Вслед за ними из коридора первого этаже вылетали заряды резчиков по дереву, робототехников, вышивальщиц бисером, оригамистов и прочих мастеров всевозможного плетения, лепки и разукрашивания.

Фойе наполнялось шумом. Начинал гудеть торговый автомат, продающий сок и минеральную воду. В воздух летели шапки. На полу рассыпалось содержимое сумок и пакетов со сменной обувью. Звенел смех и крики. Шуршали пестрые куртки, трещали липучки и взвизгивали застежки – молнии.

В дверях этот распаренный карнавал смешивался со встречным, холодным с морозца, потоком таких же танцовщиков, художников и робототехников.

Потом все стихало. Стихало на недолгий час. В фойе оставалось только несколько бабушек, сопроводивших и теперь ожидавших своих талантливых внуков. Оставалось только пройтись по фойе собрать упавшие или забытые кем-то предметы. Повесить их на видное место и возвратиться назад за свой столик у входа. В целом хорошая работа.