Свои по сердцу

— Пушкин, Александр Сергеевич! — тепло, душевно, так, как только имя матери произносят, воскликнул Гоголь. И про себя, улыбаясь гордо, но застенчиво, произнес: — В одном городе с тобою живу…

Шинель распахнулась, но холода Николай Васильевич не ощутил, — теплота внутренняя согревала его. Идти было легко, и необычное чувство счастья и восторга овладело всем существом. Черный крытый возок и позади него военный на лошади проехали в сторону дворца. «Кого это? Что это?» — подумал Гоголь, и сразу стало холодно и упало сердце.

Где-то заныла труба, щелкнул барабан, не то крик, не то стон донесся с Невы. Встала луна на небе. Шел одиннадцатый час, ночь близилась. Гоголь решил вернуться домой Невским, свернуть на Садовую, а там все прямо, все прямо, — не заблудишься, ежели бы и захотел.

3

Перейдя мост через Мойку, возле дома Строганова, нагнал Николай Васильевич человека в солидной шинели, в чиновничьей фуражке на вате; человек, видимо, был в преклонном возрасте, ибо шел неверной, качающейся походкой, старательно перебирая ногами и глухо кашляя. Он оборачивался вслед каждой женщине, пугливо уступал дорогу особам высокого чина, а дойдя до Казанского собора и повернув направо, воровато заглядывал в окна подвалов и первых этажей.

Гоголь шагал за ним на расстоянии десяти — двенадцати шагов и с превеликим любопытством наблюдал за тем, что он делает. У одного окна чиновник особенно долго задержался, потом махнул рукой и тронулся дальше. Подошел к окну и Гоголь, заглянул: в маленькой, бедно меблированной комнатушке сидел за столом бритый старичок и что-то писал.

«Бумагу перебеляет», — подумал Гоголь.

Старичок отложил перо, встал, растворил дверцу шкафа. Там висела шинель — точная копия той, что была на Гоголе. Старичок полюбовался на шинель, закрыл шкаф, сел к столу, взял перо в руки. Он писал и гримасничал, вытягивая губы в дудочку, тер переносицу, слюною мочил височки, задумывался, улыбался и снова подбегал к шкафу.

— Достиг мечтаний своих, — сказал Гоголь. — Теперь на время счастлив, но потом другие мечты в голову забредут. Умилительно!

И ударил в стекло согнутым пальцем.

Рука пишущего дрогнула. Он встал со стула. Гоголь догонял чиновника. Присев на корточки, тот глядел в подвальное окно и хихикал. Присел рядом с ним и Гоголь, заглянул: полная, солидных лет женщина румянилась и помадилась перед зеркалом.

— Фарса и комедия, — сказал чиновник и хихикнул. — Воображает! А самой пора внучат качать, хи-хи!

— А вы чего это, сударь, в окна заглядываете? — полустрого и полунасмешливо спросил Гоголь. — Разве это можно?

— Можно, ибо одиночеством страдаю, государь мой, — простодушно и несколько с горечью ответил чиновник. — На театры денег не имею, в машкерады не приглашаем. Да вы смотрите, смотрите, — сия Ева бровки чернит! Ах, шельма! Ах, сорока экая ты моя!..

Гоголь вскочил, сконфуженный. Что-то — он это почувствовал — треснуло в кушаке, панталоны приспустились, штрипки ослабли. Гоголь сделал шаг, другой, помянул черта.

— Хлястик лопнул, видите ли! Это в наказание за любопытство, — сказал Гоголь и попросил у спутника своего шнурка какого-нибудь или, в крайности, веревочки.

— Вот ведь действительно фарса какая, — весело рассмеялся Гоголь, отошел к стенке, но сию же минуту отскочил: скрипнула форточка, струя помоев, а с ней яблочная кожура и скорлупа яичная выплеснулись на панель. И еще раз скрипнула форточка. Задернулась занавеска, потух свет в окне.

— Не ожидал я сего от столицы, — сухо себе самому заметил Николай Васильевич и еще раз спросил о шнурке или веревочке. Чиновник порылся под шинелью и вытащил длинную зеленую тесьму.

— Смею просить об одолжении, — вежливо, даже несколько искательно проговорил он. — Сим шнурком дела прошиваются. На всякий непредвиденный случай всегда ношу в кармане. Как видите, и пригодилось! Зайдемте, государь мой, под ворота, там и туалет приведем в порядок. Сюда-с. Здесь брат мой проживает.

— Брат? — спросил Гоголь, скрепляя хлястик повыше и потуже.

— Брат мой старший; у меня есть еще средний, так тот в Москве, у тетки, а вот тут брат старший. В министерстве финансов служит, архивариусом. И такой, скажу я вам, счастливый он человек!

— А расскажите! — попросил Гоголь.

— С превеликим удовольствием, — обрадованно произнес чиновник. — Только, попрошу вас, заглянем в сие окошко, сюда намедни горбун въехал, он, говорят, ассигнации печатает, — пользительно и нам поучиться, а? Ну, взглянем! Сперва вы, после я.

Гоголь отказался. Чиновник прильнул к стеклу и тотчас же отошел со вздохом. Перекрестился и молвил:

— Царство небесное, вечный покой! Гробик на столе стоит глазетовый. Поверите ли, государь мой, пятого покойника вижу сегодня. В Шестилавочной утром сын купца повесился, любопытные набежали, стали из-за веревки драться.

— А вы про брата расскажите, — напомнил Гоголь. — Нам, вижу, по пути с вами?