Свои. Путешествие с врагом

Продолжаю читать дела. Кажется, Гуденас все же был не только свидетелем, не только могильщиком. Звонарь делал намного больше. Так утверждают другие участники убийств и свидетели. Неудивительно – и церковный звонарь хочет жить. По словам всех свидетелей, активистов в тот день расстреляли вовсе не прибывшие откуда-то незнакомцы. Расстреляли свои, из Каварскаса. Соседи.

Разговор с врагом

Каварскас – Вильнюс

Эфраим: Едем из Каварскаса. Место убийства советских активистов не обозначено. В семистах метрах от дороги, через поля к яме у реки – мы никогда бы не нашли его без помощи местного жителя. Можно прекрасно понять, почему их убили здесь. Никто не видит, никто не знает. Кто-то приезжал сюда из Израиля год назад, какая-то пара года два назад, но, кажется, никто из живущих в Литве людей не приезжает сюда даже в день памяти жертв Холокоста, 23 сентября. Этот дальний уголок среди прибрежных кустов – одно из самых шокирующих мест гибели евреев, какие я видел. Нет никакого знака, сообщающего, кто погиб, сколько их погибло, когда они погибли и кто убийцы. В советских протоколах допросов и показаниях свидетелей говорится о десяти-двенадцати убитых, опубликованные в Израиле источники говорят о том, что здесь были убиты тридцать-сорок человек.

Рута: Израильские источники в два-три раза увеличивают как число жертв, так и масштабы жестокости.

Эфраим: Здесь мы не договоримся. Мы посетили синагогу, то есть то, что осталось от синагоги, теперь превратившейся в склад частного лица. Это не вина Литвы – советская власть уже много лет назад превратила синагогу в магазин хозтоваров. Мы поднимались на второй этаж синагоги, где когда-то молились женщины. Там евреев держали до тех пор, пока не увели под конвоем в тюрьму в Укмерге, а вскоре после этого они были убиты в лесу Пивония. Я могу только представить себе эту исполненную страшной тревоги молитву, которую произносили евреи, моля Бога, чтобы спас их. Они, скорее всего, не знали, что их ждет, однако чувствовали, что их всех постигнет страшная участь.

Теперь это только маленькая точечка среди множества других точек – мест массовых убийств евреев в Литве. Один польский историк еврейского происхождения, Ян Гросс, написал книгу “Соседи” – про убийства в польском местечке Едвабне. Там местных евреев расстреляли сами поляки. Когда вышла эта книга, вся Польша была потрясена. Так и должно было произойти. Я говорю себе: здесь же, через границу, есть страна, полная таких мест, одно сплошное Едвабне, и эту страну до сих пор не потрясло то, что тогда происходило. Вот о чем мы должны говорить. Не важно, что мы находимся по разные стороны баррикад, что стоим на разных позициях, – наши чувства в определенном смысле схожи, равно как и наша цель: распространить правду, добиться, чтобы люди услышали ее и осознали.

Рута: Я думаю про своего деда, который точно ненавидел советскую власть и, если он был в комиссии, которая составляла списки евреев-коммунистов, он не знал, с какой целью составлялись эти списки… Думаю о тех десяти-двенадцати или – по вашему мнению – тридцати-сорока мужчинах, которых вели через поля, через кусты к зарослям у Швянтойи. Семьсот метров дороги вниз, к смерти. Они знали, куда их ведут, потому что их вели пять вооруженных мужчин. Ненавижу такие места. Никогда не пошла бы гулять здесь, не стала бы пробираться к реке через высокую траву, в которой полно клещей. Это самые безобразные клочки литовской природы. Когда вижу такие непроходимые места, заросшие кустарником, думаю: если бы меня задавили и бросили в такие кусты, никто бы не нашел, пока не начала бы смердеть… Это ужасный, страшный последний путь человека. Ужасное место, чтобы лежать после смерти. Перед тем как читать кадиш, вы показали мне улитку, которая ползла по памятнику вашим. Вы ничего не сказали, но я поняла, что вы хотите, чтобы я убрала эту улитку. Я так и сделала. Убрала улитку с памятника вашим.

Эфраим: Да. Спасибо вам за это. Теперь мы едем через местечко Каварскас по центральной улице Укмергес. Эту улицу, по словам свидетелей, вскоре после прихода нацистской армии подожгли. Ее подожгли местные, потому что на ней жили евреи. Странно, дед и отец Руты жили как раз на этой улице – мы только что видели их дом.

Рута: Я в это не верю, мой отец рассказал бы про пожар. Отец родился в 1921 году, так что в начале войны ему было двадцать. Он учился в Каунасе, но лето проводил здесь, в Каварскасе, помогал родителям по хозяйству. Он рассказывал мне о том, как жил здесь до войны, рядом с евреями, и говорил, что антисемитизма почти не было. Вы постоянно, непрерывно повторяете, что литовцы еще до прихода нацистов только и жаждали расправиться с евреями. Возможно, был такой единичный случай, но я не могу поверить, что это было повсеместным явлением. Никогда об этом не слышала от своих бабушек и дедушек или от родителей. Я знаю, что происходило в Литве после прихода нацистов, но очень прошу не заставлять меня поверить, что зверства повсеместно начались еще до того, как они пришли.