Свои. Путешествие с врагом

Вопрос: Почему вы во время прошлого допроса не рассказали о массовых расстрелах советских граждан в лесу Пивония?

Раньше я не хотел признаваться, что участвовал в массовом расстреле советских граждан в лесу Пивония, потому что мне было стыдно[174].

Каролис Чюкшис так и не был осужден советской госбезопасностью. Ему было чем откупиться?

В рапорте К. Ягера приведена статистика убийств в Укмерге:

5 сентября 1941 г.

4709 человек. Из них мужчин 1123, женщин 1849, детей 1737.

“Прошу, учитывая мою недостаточную образованность, назначить мне более мягкое наказание”.

Апелляция начальника тюрьмы в Укмерге Кузмицкаса. Кузмицкас по списку принимал евреев в тюрьму и по спискам выдавал их на расстрел. Он также участвовал в повешении 117 евреев в сарае рядом с поместьем и расстреле людей в лесу Пивония.

2015 год

Эфраим: Лес Пивония… Здесь убиты 10 239 человек. Это сведения, которыми я располагаю. Всех их пригнали из Укмерге, Каварскаса и всех окрестных деревень и местечек. Самое страшное то, что это место невозможно найти. Мы стоим рядом с четырнадцатью огромными засыпанными могилами, там, где были четырнадцать ям. Боже, мы стоим на одной из могил, стоим на останках тысяч людей!

Рута: Уму непостижимо, что под нами – груды как попало сваленных тел, костей, черепов… Горы их, один слой на другом, метр за метром… Знаете, есть такой знаменитый польский психиатр Антон Кемпинский, прошедший через концентрационный лагерь Миранда-де-Эбро. Он писал, что выжившие в лагерях позже, вернувшись в нормальный мир, не могли присутствовать ни на каких похоронах. Их смех разбирал: столько суеты из-за одного умершего… Страшно сказать, но иногда я думаю о том, как после этого путешествия буду навещать могилы близких. Каждая могила – красивая, ухоженная, с памятником и именем… Буду пропалывать цветники, мыть памятники, зажигать свечки – все как обычно, но буду думать о других могилах, о десятках тысяч не своих близких, о сваленных под землей безымянных людях – с пробитыми черепами, с развороченными челюстями, с выдранными зубами… Обнимающих своих детей, которых заживо засыпали землей… И таких мест в Литве – двести двадцать семь… Как может быть, что земля Литвы больше не поднимается?

Эфраим: Все в Литве должны бы думать так, как теперь думаете вы…

Рута: Так и будет когда-нибудь, уже есть положительные сдвиги. Вот в лесу Пивония даже металлические столбы вокруг памятника, даже металлические цепи не украдены, как в Каварскасе.

Перед тем как мы садимся в машину, нахожу записи из Особого архива, открываю один протокол эксгумации, о котором постоянно думаю с самого начала этого путешествия и который знаю почти наизусть. Перечитываю его, но Эфраиму не перевожу. Зачем?

Останки в могилах погребены в два-три, местами в четыре слоя. В одной могиле трупы найдены скорчившимися, их конечности подтянуты к животу или к груди, а верхние конечности у большей части над лицом, над глазами или обхватывают детские трупы.

Едем по направлению к центру Укмерге. Думаю про убитых в лесу Пивония детях или подростках. Вспоминаю стихотворение Юстинаса Марцинкявичюса, которое декламировала в школе, – одно из моих любимых: “О, сколько эйнштейнов и галилеев шестнадцатилетними спят в земле!” Поэт писал о лесных братьях, не об убитых евреях. Возможно, это всего лишь совпадение – то, что он упомянул Эйнштейна, еврея. Всего лишь совпадение – то, что шестнадцатилетних евреев, будущих эйнштейнов, в 1941 году убивали литовцы, которые и сами были нисколько не старше. Не галилеи.

Останавливаемся в центре Укмерге. Заходим в городской музей. Спрашиваем про Холокост. Про лес Пивония. Вот, показывают нам, посвященный Холокосту стенд. Установленный на средства Международного альянса в память о Холокосте (по-английски – International Holocaust Remembrance Alliance, IHRA). Несколько фотографий и традиционный, обязательный текст, такой же, как и в музее в Швянчёнисе или в буклетах: евреи были схвачены, были увезены, были убиты. Кто их хватал? Кто убил? Какая разница? Ведь это было давно. И, в конце концов, разве это – история Укмерге?