Свой своему

Берл души не чает в своем раби, обожает веселые сходки у него, пляшет, поет, и в хоровод встает. Заслушивается хасидскими байками, и сам рассказывать горазд, и хмельному не враг, и радуется жизни, будто бедняк. Хвала цадику: научил, как убедить отца не толкать сына в болото трудов и забот.

Есть у Берла дружок, Ашер, о котором хасидскому братству не известно, и только Меир посвящен. Ашер учился в столице, веру почти забыл, стал просвещенцем, не немецким, а божинским, доморощенным. “Не удивительно, – говорил Меир, – что у отца хасидоборца вырос сын просвещенец!” Цадик весьма не одобрял это ученое семейство, но ради Берла терпел неправедную дружбу.

Как-то случилась беда, и погиб хасид Меира. Во исполнение долга и, помогая вдове, цадик пристроил к делу взрослых ее детей. Юношу взял себе в ученики. “Пусть молится горячо и сидит над книгами, и будет ревнителем дела моего”, – резонно рассудил раби. А девушку, юную красавицу Зелду, по просьбе Берла определил в семью Ашера – в доме как раз служанка требовалась.

Незлобивый нрав Берла многим по вкусу, а чем пленил ученого Ашера жизнерадостный хасид? Сердцу божинского просвещенца мил народный дух, и Берл – его якорь в еврействе. А еще Ашер любит друга за быстрый цепкий ум. Жаль, что невежествен хасид и не хочет знать пользы своих дарований. “Молись меньше и учись наукам мирским, дружище!” – внушает Ашер.

Берл вновь спешит за советом к раби. С глазу на глаз цадик толкует ученику: “Не сворачивай с верного пути. Университеты их гасят огонь веры в душе еврея, и отдаляется день прихода мессии, и паства у цадика редеет!” Наученный Меиром, Берл воспротивился Ашеру, и тот отступился сохранения дружбы ради.

Начавший бунтовать идет далеко, и его ничто не держит, и жало принуждения не язвит. Созрело в голове ученика зерно несогласия с учителем. “Если не жена ему, хасид не глядит на женщину. Не сострадает ей, ибо искуситель направит жалость на стезю греха. Увы, дьявол обладает своей частью в нашем мире!” – твердил ученикам раби Меир. И много еще в том же роде проповедовал цадик, остерегая хасидов от соблазна. “Как же не глядеть на Зелду, прелестное создание? Как не сострадать сироте?” – думал сын богача, тайно и твердо держась крамольного воззрения.

Чужой манящий ветер

1

Умер муж у Маргалит, старшей дочери божинского лесопромышленника Авигдора. И хоть не было любви меж супругами, и не остались сироты, и нет братьев у покойного, а все ж мысль о вдовстве горестна молодой женщине. И болит материнское сердце Дворы, и плачет вместе с сестрою младшая Пнина.

Усердные бдения над святыми книгами и рьяные моления усопшего супруга-талмудиста, мир праху его, не наполняли гордостью мятежную Маргалит, словно она нееврейская жена. А ведь отец и братья ее хасиды, и, стало быть, люди безупречно богобоязненные.

Безотчетно, но настоятельно душа Маргалит отторгала счастье, уготованное смиренной спутнице жизни. Никто не наградит за кротость, и нет резона быть кротким. Но и честь полновластно править домом и единственной в семье добытчицей поить-кормить ученого мужа не казалась синекурой. Она, пожалуй, не знала своего сердца, не то смутилась бы крамольной несхожестью с женской половиной правоверного еврейства.

Не находя в браке любви, Маргалит прогоняла печаль, помогая отцу в трудах его. Авигдор не нарадовался на сметливую партнершу. Нынче он готовился встретить компаньонов из Берлина, и, дабы отвлечь молодую вдову от мрака дней, поручил дочери вести деловые переговоры с гостями – ей по силам.

2

Натан, берлинский Авигдора сотоварищ – оба извлекают благородный металл из презренной древесины – в Божин не приехал, а отправил сына Ицхака. Замена не огорчила лесоторговца, ибо он сам оказал доверие молодым рукам, а еще мелькнула неизбежная мысль отца овдовевшей дочери. Посланничество Ицхака украшала младшая незамужняя сестра его, Ревекка.

Берлинеры, как называли европейских вольнодумцев украинские хасиды, поселились в гостинице, которую держали Шимон и отпрыск его Ашер. Тот самый Ашер, который был дружен с Берлом, непутевым сыном Авигдора. “Подходящее пристанище для моих безбожных гостей, – думал благочестивый Авигдор, – непременно породнятся духом с папашей-хасидоборцем Шимоном и сынком-просвещенцем Ашером!” Впрочем, Авигдор любил богоотступника Натана и любовь эту перенес на детей его.

Церемония знакомства гостей с хозяевами их временного пристанища и с семейством Авигдора доставила приятность для всех занятых в ней сторон. Одним оком наблюдая Ицхака и Маргалит в роли коммерсантов, многоопытный Авигдор со смешанными чувствами гордости и ревности отмечал компетентность выросшей смены. В Берлине Ицхак упрекал отца в потворстве восточному компаньону, норовящему обойти законы империи. Но трудно быть исключением, а идти торной тропой легко. В Божине сын Натана нашел пути примирения новых идей со старой корыстью.

3