Романтики не получилось. Зоя стеснялась, неумело управлялась с ножом и вилкой и все время вздыхала. Он тоже вздыхал. Ей было некомфортно. И ему тоже. Разговора не получалось. Нерва в нем не хватало. Раньше все было не так. И, похоже, не с ней. Хорошая женщина. Но…
– Зоя, – тихо позвал он. – Зоя…
– Что, Ванечка?
– Мне хорошо с тобой.
Он попытался в это поверить. Теперь у него есть семья. Жена, дети. И в самом деле: хорошо. К чему вспоминать прошлое? Может, оно и к лучшему, что он память потерял? Не надо ничего вспоминать. Он протянул руку и накрыл своей горячей ладонью ее натруженную кисть, так же тихо сказал:
– Зоя… Ты столько для меня делаешь!
– Да что же делаю-то, Ванечка? Я просто люблю тебя.
– Ты не понимаешь. Любить – это труднее всего. Ненавидеть легко, мстить легко, а любить… На мою долю этого не выпало. Меня никогда не любили…
– Тебе?! Тебе не выпало?!! – откровенно удивилась она. – Да кому же больше, чем тебе?!!
– Сам не понимаю, но ни в душе, ни в памяти о любви – ничего. Пусто.
Замолчал. Она поняла это по-своему:
– Ты просто, Ванечка, устал. Все работаешь, работаешь. Нельзя так.
– Что? Да-да. Я устал. Давай налью тебе еще шампанского.
– А ты?
– И я выпью. У меня завтра трудный день. Ты права: я слишком много работаю.
Он почти успокоился. Хотя вспомнить не получилось. Напротив с бокалом в руке сидела
– И как тебе твоя жизнь, Зоя? – осторожно спросил он.
– Хорошо. Теперь хорошо. Ты рядом – и славно. Ой, Ванечка, я ж совсем забыла!
Она вскочила, метнулась в спальню. Он ждал всего, чего угодно. Постоянно ждал подвоха. Зоя могла принести книгу странного содержания, незнакомые фотографии, якобы любимые им особенно тонкие презервативы… Но она принесла пачку дамских сигарет с ментолом, положила перед ним на стол, простодушно сказала:
– Вот.
– Откуда это? Зачем? – растерялся он.
– Знаешь, Ванечка, – таинственно сказала Зоя. – Перед тем как пропасть, ты был каким-то странным. Однажды пришел домой поздно, разбудил меня, прошелся по комнате, вот как сейчас ходишь, сел в кресло нога на ногу, сигареты эти закурил. Тонкие, длинные. И спросил меня важно: «Ну как?» И я сказала, что никак. Кривляние, мол. Не похоже.
– На что не похоже?
– Ну на тех… Которые в кино. Богатые.
– И что я?
Зоя покраснела:
– Ничего. Сказал: «Дура».
– Догадываюсь, что не только это. Извини. Хоть и поздно прощения просить, но все равно – извини.
– Да пустяки! Ты всегда меня так раньше называл, то дурой, то дурехой. Дуреха – считалось лаской. А сигареты, которые ты в угол после этого швырнул, я припрятала. Дорогие, наверное?
Зоя замолчала, он тоже не нашелся что сказать. Настроение испортилось. Ну зачем она их принесла? Все только еще больше запуталось. Вот и Руслан рассказывал о его трюках с зеркалом.
– Ванечка, что случилось? Ты расстроился?
– Нет, все в порядке. Давай еще шампанского выпьем.
После ужина она кинулась было мыть посуду, но он остановил:
– Потом. Успеешь. Не то сейчас настроение.
Она поняла, опять покраснела. Теперь уже от смущения. Подошел, обнял крепко, но ласково, поцеловал сначала карий глаз, потом голубой.
– Ой, мы прямо как новобрачные! – застеснялась Зоя.
Улыбнулся, легко поднял ее на руки. Какая миниатюрная женщина. Ему с высоты его роста казалось, что очень уж маленькая. А близняшек родила. Тяжело было, наверное. Значит, ему не должно быть тяжело. И показалось, что впервые в жизни он захотел, чтобы женщина, с которой лег в постель, была им любима и от этого счастлива. Он решил совсем ничего не оставить для себя…
День четырнадцатый, ближе к вечеру
Рано утром Зоя уехала за город, повезла Головешкам гостинцы