В этот день почему-то не закупили хлеб, как это обычно практиковалось ближе к ужину. В чем был просчет, не знаю, но вечером, уже на стоянке объявили: "Доставайте свои сухари". Да, не в шутку, а на полном серьезе. В комплект снаряжения каждого походника, помимо миски, кружки, ложки, ножа и веревки, входил и запас сухарей. И действительно к ужину достали, кто что сберег. Конечно, кто-то частично уже подъел или выбросил свой НЗ, но тем не менее, в общем и целом обделенных не оказалось.
Алевтина лично совершила обход ужинающих. Ведь, к слову сказать, мы никогда не ели чинно в ряд, или вокруг костра. Каждый, получив порцию, пристраивался, где ему вздумается, или с компанией, или в одиночку, но в любом приглянувшемся месте. Так что, чтобы увидеть, у всех ли есть на ужин сухари, пришлось обойти весь лагерь.
Когда очередь дошла до меня, Алевтина не удержалась и захохотала. А потом позвала быстрее Наталью, у которой был заряженный фотоаппарат. Сказала со смехом: "Назовем снимок "Когда все голодали"". Помнится, я и тогда не особенно понял, чем их так насмешил. Да, возле моей миски лежала кучка очень мелких сухарей, но не очень она была и велика. Вероятно, выглядела смешной эта кучка по контрасту с другими едоками, у которых было просто по два или три куска сухого хлеба.
Откуда эта кучка взялась? Просто, я оказался самый незапасливый, у меня не было даже мешочка с сухарями, а лишь в одном из кармашков затесался небольшой огрызок. (я никогда не любил таскать с собой еду, хоть в лес, хоть на пляж, хоть в дальнюю поездку). В общем, и этого огрызка мне было бы достаточно, ведь есть же суп и каша. Но ребята из нашей палатки посочувствовали и скинули в мою пользу мелкие обломки со дна своих мешочков. Мелкие-то они были мелкие, только кучка вышла ничего себе.
А самым запасливым среди нас был незаметный Олег. У него хранились в заначке не только сухари, но еще десяток кусочков сахара. Это его следовало бы назвать потом в стенной газете "Скописахарок", а вовсе не меня. Мне как раз больше бы подошел тот самый "Сгущеночник", которым по недоразумению окрестили Олега. Ведь это же я закапывал банки из-под сгущенки. Похоже все-таки, не было дыма без огня, клички эти основывались на воспоминаниях, но как обычно, возникла некоторая путаница.
Да, сгущенка... Если вспомнить, в прошлом походе мы с Андреем съели целую банку. Сделано это было почти с разрешения, но всё равно тайком. Чтобы совершить такое самовольно - это был бы неслыханный поступок. Помнится, тогда же Коля Севастьянов рассуждал во всеуслышание, что вот мол, он везет сухой компот, а когда запас весь истратится, у него всё-таки останется ма-а-аленькая горсточка - лично для себя, чтобы пожевать на досуге.
И так как он говорил это не раз и не два, вернее всего, это были только слова. Всё-таки запасы были общие.
Но как я уже говорил, начиналась вольница. В том числе и со сгущенкой. Как раз на этой стоянке я приметил издалека в лесу (на этот раз ночевка была среди леса на поляне) бурный разговор между Моченовым, Зверевым и Ленкой Зеркалеевой. Она их в чем-то упрекала, они оправдывались, потом, в конце концов, поманили рукой и показали что-то под кустом. Любопытство моё тогда было непомерным, я естественно не мог не заглянуть под куст после их ухода.
Там лежала пустая банка. И не из тех, что остались от подготовки ужина, мне ли не знать.
Не скажу, что я понял, в чем Лена упрекала ребят, наверное, осуждала за какие-то поступки, о которых я не имел понятия. Короче, мне так и не стало ясным ничего, кроме маленькой мелочи - съеденной сгущенки. Которая между тем, в их глазах, была проступком очень незначительным.
Ночлег стал очередным шагом своеволия. Чинарик в этот раз так и не вернулся в свою палатку. Более того, второй Вовунчик - Иванов - тоже ночевал в памирке. А в девчачью палатку перебрались Сашка Романов, Моченов Серега, а может быть и еще кто. Точно не знаю. Но логика простая. Если Витьку Калитеевского можно пускать, почему нельзя других.
Ночь обещала быть такой же теплой, мы заранее сетовали на проклятых комаров. АВ услышала наши разговоры и укорила за непредусмотрительность. Вот мол, они, в своей желтой палатке, мажут отпугивающим средством какую-то тряпку и вешают на входе. Комары летят меньше.
Нам такой совет был не по обувке. Во-первых, и средства-то не было. (еще в псковском походе Андрей Зверев, по его словам, залил весь рюкзак плохо закупоренным Репудином. Отношение с тех пор, в том числе у меня, к этим средствам было соответствующее). Во-вторых, желтая палатка была низенькая, а загородить вход в памирку - для этого нужно было пожертвовать по меньшей мере одеяло.
Но разговор навел на другие мысли. Мы взяли головешку и надымили в палатке. Потом Костя и Витька забрались в нее ознакомиться с результатом. Через ткань палатки слышалось: "Маловато". Это долетело до дурных ушей Егорова. Он взял из костра горящее полено, чуть не в метр длиной. Сначала засунул в палатку только кончик.