Своими глазами(СИ)

Она продолжала кричать всё громче, и всё о том же, но мне ее почему-то сделалось жаль. Вместо того, чтобы поднять пинками этих полуночников, нахлестать им как следует по морде... увы, сделать это было нереально по многим причинам, но надо же было и отреагировать, и сбросить куда-то возмущение.

"Кабаны", конечно же от этих криков пробудились, отворачиваясь в сторону, вылезли из палатки и потянулись к речке. Алевтина Васильевна удалилась тоже. Я немного постоял в раздумье.

Нетрудно было представить, что и дальше ничего хорошего не будет. Но эта, вчера еще новенькая, а сегодня загаженная палатка - всё равно моя ноша. А я помнил по прошлому лету, вёдра моет тот, кто их несёт. Так теперь принято. Встать на дыбы? Не похоже, что меня кто-то реально поддержит.

Не помню, откуда нашлась тряпка. Может быть - чья-то, может быть даже из моих запасов. Но это явно было не полотенце. Недалеко от палатки оказалась ямка с практически чистой дождевой водой. Повозиться всё-таки пришлось, но резиновое днище оттёрлось без следов. Потемнел только матерчатый порожек.

Когда я подошел, все уже вовсю завтракали. Никто не поднял глаз, не посмотрел в мою сторону, словно подошел тот, кому здесь вообще не место, но хорошее воспитание не позволяет указать ему на дверь. Только Татьяна Петровна, как бы в небо произнесла, что кто-то, вроде бы Вовка, будет теперь мне должен. Обратилась она почему-то к одному, хотя здесь сидела и завтракала вся троица.

Дневной переход пошел не то, чтобы тяжело, но как-то тупо. Сказывалась бессонная ночь. О том, чтобы вырваться вперед, не хотелось и думать. Я шел в общей колонне, впереди почему-то всё время маячил Тодоришин, его широкий рюкзак с какими-то свисающими веревками, сверху на нем полог нашей палатки, ниже ноги в синем трико. В трико, укороченном почти до колен, на манер бридж. Неторопливо шагающие ноги, в такт с которыми меня слегка покачивало. А в голове вертелось: "Анаша, анаша. До чего ты хороша". Привязчивой оказалась проклятая мелодия.

День после пролившегося ночью дождя был ясный, пожалуй, даже припекало, но пыли еще не было. Предстоящий переход не сулил ничего примечательного. Уже было известно, что идем мы в Бородино, шагаем туда проселками. По дороге не встретится ни городов, ни автотрасс, ни больших рек. Правда, намечена днёвка на Можайском "море". Об этом тоже объявили заранее. А до него - просто вот такая обычная дорога.

Но оцепенение постепенно проходило. Оживлялись и другие, что для второго дня пути обычное дело: силы свежие, а мозоли на ногах дадут себя знать только к вечеру. В этом походе не избежал мозолей и я, причем не на пальцах, а на подошве. Вот тебе и опытный путник, два похода за спиною! Всё чаще в колонне слышались смешки. В том числе из-за гитар. Никому не хотелось их тащить, но приходилось, и инструмент то и дело, кто под шутку, кто с уговорами передавали друг другу. Дошла очередь и до меня.

Как только я закинул гитару на плечо, Алевтина Васильевна открыла свой фотоаппарат. Видно было, что настроение восстановилось и у нее. Еще бы, всё выровнялось, идет своим порядком. "Погоди-ка. Давай я тебя с гитарой сфотографирую". Не знаю, получился ли снимок, я его не видел, и на школьные стенды он тоже не попал.

На привалах шли обычные разговорчики, и "ашная" троица, совершенно не смущаясь, уже именовала Олега - Чингачгук. Он особенно не протестовал, тем более, что я, конечно же, не стал ему рассказывать, с чего это вдруг Кабанам пришла в голову такая фантазия. Не интересовались и другие, тем более, при Олеговой смуглоте и сухощавости, имя индейца не казалось для него странным. И позорного в нем тоже ничего не было. Кстати, Корольков и Степаница, оказавшиеся потом вместе с нами в одном девятом классе, так и продолжали называть его Чингачгуком.

На Егорова же в тот же день повесили кличку - Доцент. Вот его она только обрадовала, он весёленько улыбался в ответ и хрипло восклицал: "Пасть порву". Действительно, казалось, что всё как-то утихло и успокоилось.

Правда, теперь приставали к Косте Сорокину, очень уж хотелось кому-то его хоть как-нибудь обозвать. Мелькнуло в разговорах и сочетание Костя-Повар. Откуда - понятно, в популярном фильме о подпольщиках был такой, в общем-то положительный персонаж - Костя Поваров. Но Сорокин решительно воспротивился подобным попыткам. Фантазия на этом иссякла, от него отстали.

Потом, на одном из переходов Костя поравнялся со мной и начал укорять, что, дескать, всяким таким наездам надо давать отпор. Нечего потакать разной шушере. Он даже напомнил мне прошлогодний эпизод на пароходе Лесков. Я тогда, на потеху продемонстрировал действием, что могу съесть кусок вафли, намазанный горчицей. Затеял такое развлечение, конечно, тот же Егоров. В смущении, я попробовал теперь ответить в том духе, мол, хотел тогда показать, что мне всё нипочём.