Конечно, Костя был прав. Но прав, к сожалению, в оценках ситуации, а не в действиях. Он не сделал самого главного - не предложил объединить силы и действовать сообща. А ведь соотношение было и так не в нашу пользу. Костя, похоже, не понимал, что и в другой палатке уже есть еще одна конфликтная троица - Шитнёв, Леонов и Егоров, менее сплочённая, но не менее отпетая. И обе троицы отлично понимают друг друга. Остальные ребята, по сути, держатся попарно - Андрей и Сашка Романов, два Вовунчика, Тодоришин с Виноградовым, я и Олег. А Костя фактически оставался один, и сам не шёл на более тесное сближение ни с парочкой своих одноклассников, ни с нами. Но вот приняли бы мы его на равных, если бы Костя этого захотел? Не знаю, тем более что с Олегом у них оставался старый, еще не забытый раздор по двору.
Вторая стоянка-ночёвка была на травянистом лугу в излучине очень маленькой, заросшей кустами речки. Подойти к воде можно было только в одном месте, где проходило что-то вроде коровьего брода. С одной стороны к лугу примыкал лесок, в который и уходила эта речка.
Шла обычная суета, кто крутился у палаток, кто торчал у костра. Но общий тон на стоянке уже пробовали задавать те, кто понял, что перевес теперь на их стороне. Олег, разжигая костер, ненароком выронил коробок. Корольков тут же устроил из этого потеху - посмотрите, даже спички в руках держать не умеет. Олег смолчал. Сашка Леонов опять привязался к Косте со своим Поваром, Костя отвечал в тот же тон. Пошла перепалка, посыпались словечки. Спорщиков осадили окружающие, и Леонов уже вопил:
-- А что я! Это этот вот, девятая столовая!
Девятая столовая в Ногинске была на слуху, имела репутацию скандального места. У Кости же на его желтой футболке, как нарочно, был девятый спортивный номер. Но тут вылез Егоров, отныне Доцент.
Этот пакостник, как чуткий барометр, уловил изменение атмосферы. Прошлым летом ему изо всех сил приходилось сдерживаться, хоть натура и перла наружу. Теперь же он почувствовал, что подходит время, когда можно развернуться.
Недалеко от бивака лежала полузасохшая коровья лепешка. Егоров подцепил ее за край палочкой и попробовал швырнуть к костру. Не получилось, но несколько мелких кусков навоза полетели в разные стороны. Люди шарахнулись, поскольку почти все уже знали - этот в таких делах без тормозов. Леха подцепил оставшуюся развороченную лепешку уже двумя палочками и поволок к костру. На него заорали, он только довольно хихикал. Гадкая ноша вырывалась и падала, а "Доцент" подхватывал ее снова и протаскивал еще немного. Было ясно, у него хватит ума дотащить свою гадость до самого костра. Осадить его теперь можно было только очень жестко.
--Лёха, получишь в рожу.
Как ни странно, это сказал я. Тот сразу бросил свою лепешку и изогнулся в классической позе скандального задиры, чуть отведя назад и растопырив руки.
--От тебя что ли!? Ну, пойдём, выйдем!
-- Пошли.
Мне пятиться было некуда, и, сказать по правде, уже не охота. Зло подумалось, а что если и действительно хорошенько ему навешать. Я ведь сильнее его без всякого сомнения. Более того, за отсутствием Мочалкина, я вообще сейчас здесь самый сильный.
Мы быстрым шагом, косясь друг на друга, пошли в сторону леска. Даже не знаю, произвела ли наша стычка впечатление на остальных, я уже ничего не замечал. По крайней мере, никто не пытался нас остановить, и следом никто не увязался тоже.
Потянулся лес, мы всё шли по какой-то тропинке. Внутренне я недоумевал - неужели сейчас я буду его бить? Понятно, что стоило, но каким образом. Эх, всё равно, надо начинать.
-- Ну, и чего тебе?
--А ничего! - и Егоров вдруг выдернул из-под полы свой походный нож. Причем действительно опасный, не складной, а сплошной, с пластмассовой рукояткой в такого же цвета пластмассовом чехольчике. Одним рывком обнажил лезвие.
Нельзя сказать, что мне стало страшно, но растерялся я действительно не на шутку. Мозги у Лёши были с большими пробелами, сначала сделает, потом может подумает. А самое главное, я не представлял, что вообще можно сделать в такой ситуации. Ногой, как в кино? Поди - попробуй! Рукой? Не удержишь, да и не поймаешь. А ребра мои тем временем отчетливо чувствовали, что они ничем не закрыты.
--Правда хочешь убить? - только и сказал я.
Егоров вдруг заулыбался, широко, дурашливо, во всю свою круглую физиономию.
-- Да ты же мне друг! Да разве я на тебя...
Этим дело и кончилось. Мы вернулись в лагерь, спокойно переговариваясь, и разошлись по своим палаткам. Меня никто ни о чем не спрашивал.