В этот день мы, конечно, вперед вырываться не стали. Не то, чтобы получили запрещение, но просто приняли во внимание свой вчерашний отрицательный опыт. По дороге Олег не удержался и спросил Виноградова, за что так обошлись с Костей. Собственно, и меня и его больше интересовало, почему сам Виноград оказался не на стороне обиженного, как по всем нашим понятиям должно было быть, а вместе с этой беспардонной шушерой.
--Выступал много, - чётко ответил Виноградов, как будто процитировал некий приговор.
--Вчера?
--Почему вчера? Сразу. Всех посылал на .... Даже Юрика Шитнёва!
Что Костя послал Шитнёва, действительно, было правдой. Я слышал это сам, и, помнится, удивился не столько на Сорокина, сколько на реакцию Шитнёва. Он просто оторопел и замер с открытым ртом. Я по наивности тогда не знал, что в определенных кругах такое считается неслыханным оскорблением. Материться можно, никто и внимания не обратит, но некоторые определенные выражения без оглядки лучше не произносить. Они допустимы только среди равных. Этика сомнительных компаний в действии.
--А ты что думаешь! - продолжал между тем Виноградов. - Выступал бы ты, и тебе бы дали.
В принципе, у меня и до этого разговора не возникало сомнений, что инициаторами сведения счетов были совсем не те два недоумка. Егорова достаточно было слегка направить, а дурачка Леонова просто подпоили и подначили. Но до сих пор не понимаю, зачем в этом деле нужно было участвовать и Виноградову.
Шли дальше. Олег никак не мог успокоиться. Когда мы остались вдвоем, он стал раздраженно расписывать, что было бы, если бы те трое кинулись на него. Лёжа отшвырнул ногами одного, другого, вскочил на ноги... Конечно, Олег был заметно сильнее Кости, но один против троих? Если бы трое на трое, тогда да! Представить жутко, клочья бы полетели. Ирония в том, что трое, возможно, было бы уже не на трое...
Впрочем, лично я сделал из этого разговора более простой и очевидный вывод. До конца похода нужно держать ухо востро.
Встали на стоянку совсем недалеко от спокойной мелкой воды Можайского водохранилища. Весь день последнего перехода погода нам благоприятствовала и на завтра обещала быть не хуже. По берегу кое-где крутился купающийся и загорающий народ, но совсем немного. В общем, и место хорошее и дневка удачная.
Пока разводили костёр, Леон подошел к Косте. Возможно, это означало, что он хочет попросить прощения, но на деле происходило весьма нелепо. Он начал доказывать, что Костя сам вел себя неправильно, и ему - Саше Леонову - пришлось довести себя "до кайфа", чтобы сделать то, что он и так уже собирался, но не мог себе позволить. Леонов похоже и сам не понимал, какую гадость несет, но говорил свою дрянь вполне искренне. Слыша всё это, я уже не в шутку стал сожалеть, что меня занесло в подобный поход. Но что теперь причитать, остается дотопать до Можайска, а там - всё можно и забыть.
Ночевали мы почему-то вперемешку. Подробности в памяти не сохранились, но хорошо помню, как мы устраивались на ночлег в девчачьей палатке. Кроме меня, здесь были Романов, Степаница и Сорокин. Девчонок, ясное дело, только половина, но в том числе и Ольга Ратникова, та самая, что была в Орловском походе. До этого она, как единственная старшая, размещалась в желтой палатке с начальницами. Обычно, но не в эту ночевку.
Утихали медленно, вяло рассказывали старые анекдоты, пытались вспомнить новые. Шутили друг над другом, но больше по необходимости. Заключаю по логике, что другая половина девчонок разместилась в нашей палатке, а может быть, перемешали и все три. Случайно, намеренно ли - не помню.
Правда, был один раз и такой разговор. Иронизируя над тем, что Корольков чаще других крутится возле девчонок, Татьяна Петровна предложила устроить ему брачную купель, типа - окрестить и повенчать разом, когда придем на Можайское море.
--Вот знать бы только, с кем, - ответила Алевтина.
--А мы ему - гарем, - ушла от ответа Татьяна.
Я слышал, как Корольков негромко пробормотал: "Можно бы и просто с подругой". Насколько я понимаю, он подразумевал под подругой Кострикову, по крайней мере, не раз и до, и потом так ее называл. Но вряд ли этот разговор имел отношение к нашей необычной ночевке.
Днёвка же ничем особенным не выделялась. Конечно, купались, бегали по берегу. Разумеется, неоднократно усаживались в кружок вокруг гитар. Мы с Олегом, шатаясь по окрестностям, набрели на покос со свежими копнами... Нисколько не сомневаюсь, потом хозяева этих копен бешено ругались, потому что кувыркаясь, выплёскивая прежде сдерживаемую энергию, мы растрепали их основательно.
Сразу после обеда меня отозвал Юрка Шитнёв. Вопрос у него был откровенный и прямо в лоб. Что бы я делал, если бы в тот вечер били не Костю, а Олега. Вмешался бы? Отвечать "нет" было категорически нельзя. Отвечать "да", не покривив душой, я не мог. Поэтому улыбнулся и пожал плечами. Но Шитня понял как надо. Он тут же отошел к Стулову и, похоже, пересказал наш разговор, разводя руками. Дескать, не выйдет.