Зачем? Зачем Кирито и его друзья сделали всё это, несмотря на то, что им пришлось пропустить школу?
— Простите… простите меня, пожалуйста, Сино-сан, — со слезами на глазах произнесла Сатиэ.
Сино, всё ещё сбитая с толку, не понимала, почему женщина извиняется. А Сатиэ ещё более дрожащим голосом выдавила:
— Я очень, очень сильно извиняюсь. Я… должна была встретиться с вами раньше… но мне так хотелось забыть о том происшествии… Поэтому, когда моего мужа перевели в Токио, я тоже сюда переехала… Если бы я подумала как следует, то смогла бы представить, как вы страдали всё это время… Но я вас даже не поблагодарила и даже не извинилась перед вами…
Слёзы потекли из глаз Сатиэ. Сидящая рядом девочка с косичками по имени Мидзуэ посмотрела на мать с явным беспокойством. Сатиэ, мягко гладя её по голове, продолжила:
— Когда это случилось, эта девочка была у меня в животе. Поэтому, Сино-сан, вы спасли тогда не только меня… но и это дитя тоже. Правда… правда, огромное вам спасибо! Огромное вам спасибо…
— Я вас… спасла? — Сино оказалась способна лишь машинально повторить эти слова за женщиной.
В том почтовом отделении Сино, которой было одиннадцать лет, трижды нажала на спусковой крючок и отняла жизнь у человека. До сих пор Сино считала, что только это она и сделала. Однако эта женщина напротив неё явственно сказала, что Сино её спасла.
— Синон, — дрогнувшим голосом произнёс Кирито. — Синон. Ты все эти годы винила себя, казнила себя. Не могу сказать, что это неправильно. Но… ты имеешь полное право думать и о тех, чьи жизни ты спасла. И потому ты имеешь право простить себя. Вот что… я хотел тебе сказать…
Кирито, похоже, не знал, что говорить дальше, и закусил губу. Отвернувшись от Кирито, Сино вновь взглянула на Сатиэ. Она знала, что должна что-то сказать, но слова просто не шли изо рта. Да что там говорить, она даже не понимала, что думать…
Внезапно раздался лёгкий топоток.
Четырёхлетняя девочка по имени Мидзуэ спрыгнула со своего стула и маленькими шажками обошла стол. Волосы, которые, должно быть, заплела ей Сатиэ, — такие мягкие и шелковистые на вид. Щёчки — розовые и пухлые. В больших глазах — самый чистый, самый невинный свет в мире.
Мидзуэ сунула руку в сумочку, висящую на плече детсадовской, видимо, формы, и вытащила что-то. Это был сложенный вчетверо лист из альбома. Неуклюже развернув этот лист, девочка протянула его Сино.
В глаза ей тут же бросилась картинка, нарисованная пастелью. Посередине рисунка было лицо женщины с длинными волосами. Похоже, это улыбающееся лицо принадлежало её матери, Сатиэ. А девочка с косичками справа от неё — это наверняка она сама. Мужчина в очках, стоящий слева от них, — явно отец.
Наверху рисунка было написано «Тёте Сино» — хираганой, которую девочка, должно быть, только-только выучила. Мидзуэ протянула рисунок двумя руками, и Сино взяла его, тоже двумя руками. Мидзуэ просияла и сделала глубокий вдох. А потом запинающимся голосом, но отчётливо, по слогам проговорила фразу, которую, должно быть, репетировала изо всех сил:
— Тётя Сино, спасибо вам за то, что спасли маму и Мидзуэ.
Весь мир поплыл — размылся всеми цветами радуги.
Не сразу Сино поняла, что плачет. До сегодняшнего дня она и не подозревала, что в мире существуют такие нежные, чистые, способные смыть любые пятна слёзы.
Сино продолжала плакать, держась обеими руками за большой рисунок. Маленькая и такая мягкая ладошка сперва робко, потом уверенно взяла её за правую руку…
Прямо за то место, где осталась чёрная пороховая отметина.