Сын

— Вот уж не знаю. Тиэтети, ты тут? Нет, наверное. Я видел, как он пошел на пастбище. Трахни Кобылу собирался показать ему пару приемов.

— Какой же ты засранец, Эскуте, — рассмеялась Жуткая Лентяйка.

— Но ведь забавный?

— Иногда.

— Неекару, у меня плохие новости. В тысячный раз в наше типи пришла женщина, и опять не к тебе.

— Отвали, — буркнул Неекару.

— А Тиэтети, — торжественно объявил он, — пришла пора становиться мужчиной. Этот процесс требует физической близости. И если ты, конечно, не предпочитаешь наблюдать, как действует мастер, тебе лучше сказать этой женщине, самой прекрасной из женщин команчей, хотя и самой ленивой, где в этом типи лежишь именно ты.

— Я тут, — робко пролепетал я.

— Неекару, тощий извращенец, не думай, что сможешь валяться здесь и тихо дрочить. Давай поднимайся, не мешай Тиэтети.

— Be’а тса накекупаре[64].

— Я бы предпочел остаться, — возразил Эскуте. — Потому что я мудрый, великий воин и когда-нибудь стану вашим вождем.

Они с Неекару собрали свои одеяла и выбрались наружу.

— Тиэтети, скажи что-нибудь, чтобы я могла отыскать тебя.

— Иди направо, вдоль стенки.

Я почувствовал, как ее руки коснулись одеяла. В полной темноте лишь по тихому шуршанию ткани можно было догадаться, что женщина снимает одежду. Она скользнула под одеяло. Кожа у нее была такая гладкая. Она поцеловала меня в шею, тонкие пальцы погладили живот; я хотел было обнять ее, но она удержала мою руку, продолжая ласкать живот, бедра; мне, наверное, надо было что-то сделать в ответ, и я потянулся к пушистым волоскам у нее между ног, но она опять остановила меня. Я покорился. От меня вроде ничего не требовалось. Она взрослая женщина, и командовать должна она.

Она явно думала так же. Нежные ноготки щекотали мою грудь, игриво пробегали по бедрам, а она медленно и томно целовала мне шею. Это продолжалось гораздо дольше, чем я себе раньше воображал, но в конце концов она оказалась на мне верхом, а я — внутри нее.

С шумом отодвинулся полог типи, Эскуте просунул голову внутрь:

— Ну как, долго, жена Жирного Волка? Минуту? Дай-ка угадаю, он уже пеа[65].

— Пошел вон, — совсем не злобно огрызнулась она. — Иди дрочи с Неекару.

Она чмокнула меня в нос. Прижалась крепко-крепко, я начал было двигаться, но она удержала меня:

— Погоди. Тебе так нравится, маленький братец?

Я промычал что-то невнятное.

Она шевельнула бедрами:

— А так? Хочешь так?

— Да.

— Хмм. А может, не надо…

Я промолчал.

— Нам лучше просто полежать так, — шепнула она.

Я нервно откашлялся.

— Мне тоже хорошо, — нежно сказала она.

Чувство невероятной близости охватило меня. А потом она начала медленно двигаться, продолжая сжимать мои руки. От нее пахло свежо и сладко.

— На самом деле меня зовут вовсе не Жуткая Лентяйка, — нежно прошептала она. — Мое настоящее имя — Одинокая Птица.

До возвращения Неекару и Эскуте мы с Одинокой Птицей сделали это пять раз. Я ждал, что Эскуте обязательно что-нибудь скажет, но он промолчал; они с Неекару пошептались, потом Неекару забрался под одеяло, а Эскуте тихонько подполз к нам. Он нащупал пышные волосы Одинокой Птицы, осторожно коснулся моего лица, похлопал меня по груди и сказал что-то на языке команчей. Я не понял ни слова, а Одинокая Птица что-то пробормотала сквозь сон в ответ, и тогда Эскуте наклонился и поцеловал ее волосы и еще раз похлопал меня и поцеловал в лоб. И вернулся на свое место.

Я проснулся. Разбудил Одинокую Птицу, и мы сделали это еще раз.

На рассвете, когда кружок неба в дымоходе нашего типи из черного стал серым, она приподнялась. Я потянул ее обратно.

— Нет, — шепнула она. — Уже поздно.

— Расскажи, почему тебя прозвали Жуткой Лентяйкой.

— Потому что я выполняю работу всего за десятерых мужчин, а не за пятьдесят. — Склонившись, она нежно поцеловала меня. — На людях не смотри на меня. Может, у нас с тобой никогда больше ничего не случится. Мой муж впервые отправил меня к другому мужчине, и не представляю, в каком настроении он меня встретит.

А несколько часов спустя Неекару, Эскуте и я сидели у костра, ели сухую лосятину и глазели на повседневную суету лагеря. Эскуте был не в духе. Обычно он подолгу возился со своей прической, тщательно завязывая волосы в пучок на макушке, но сегодня даже не подновил краску на лице.

— Жирный Волк рассердится на меня? — осторожно спросил я.

— Он отрежет твой маленький шустрый член. Надеюсь, оно хотя бы стоило того.

— Не слушай его, — успокоил Неекару. — Все хотели бы переспать с Жуткой Лентяйкой, а удалось только тебе, кроме, конечно, того парня, который заплатил за нее пятьдесят лошадей.

— Это мой отец заплатил пятьдесят лошадей, а не жирный братец. Если бы она досталась отцу, я бы не возражал.

— Э, поглядите, наш Эскуте сердится.

— А почему бы и нет? Если я захочу жениться, где мои пятьдесят чертовых лошадей? Да вдобавок Жуткую Лентяйку предлагают почему-то Тиэтети.

— А на ком ты хочешь жениться? — поинтересовался я.

— Ни на ком. Это просто для примера. На ком мне жениться, если этот ублюдочный толстяк отхватил самую прекрасную девушку на свете?

— Ее сестра не хуже, — заметил Неекару.