Однако не все прошло гладко. Раздался оглушительный свист, и ночную тишину разорвали ружейные и пистолетные выстрелы. Разбуженные шумом князь Долгорукий и офицеры вскочили с постелей и схватились за оружие. Прошла минута, а за ней другая. Сначала на улице слышался шум схватки, но он быстро затих, и опять наступила тишина. Напряженные офицеры, сжимая в потных руках палаши и пистолеты, стояли посреди избы.
– Тишка… – закричал князь денщику. – Свет давай!
Тишка, невысокого роста пожилой дядька, кинулся зажечь лучину. Но в этот момент сквозь узкие окна и внезапно слетевшую с петель крепкую дубовую дверь в комнату ворвалось несколько нечеловечески быстрых и гибких людей с длинными кинжалами в руках. Офицеры ничего не успели, ни выстрелить, ни палашом взмахнуть и, не давая врагам ни единого шанса, в считанные секунды нападавшие порезали их как баранов.
Прошло несколько минут. Обезображенные трупы Долгорукого и его офицеров валялись у крыльца избы. Вокруг них стояли казаки, как булавинцы, так и местные жители. Среди них появился Кондрат, который двигался вместе с конным авангардом своего войска и первым, полчаса назад срубив царского драгуна из конного дозора, вступил в бой.
Атаман оглядел разгоряченных боем людей и потиравших побитые бока обливенских казаков. После чего взглянул на труп князя. Что-то, совершенно неслышно для окружающих, прошептал, и приказал сбросить вражеские трупы в волчьи ямы за городком. Собаке – собачья смерть и такие же почести после нее.
14
Войско Донское. Черкасск. 12.09.1707.
Уничтожать карателей меня не взяли, хотя я и следовал в авангарде нашего войска вместе с отцом. Но это и понятно, молод еще. Батя оставил меня с вьючными лошадьми и занялся конными вражеским дозорами. А запорожские пластуны и умельцы из отряда полковника Лоскута, который увеличился до полусотни, в это время вырезали отряд Долгорукого.
Ладно, это все дело прошлое. Сегодня передовые части восставших войск подошли к Черкасску. Ожидалось, что предстоит осада донской столицы, но разведка войскового атамана Лукьяна Максимова прошляпила наше появление, а может быть, мы двигались слишком быстро. Не суть важно. Главное – ворота Черкасска были открыты настежь и под радостные крики голутвенных и многих старшин мы вошли в городок. Впереди отец и его близкие соратники, а я с охраной следом.
Первым делом направились к дому войскового атамана. Лукьян Максимов был растерян, подавлен и нас не ждал. В большой спешке он собирал свои пожитки и добро. Видимо, пытался отправить их в Азов вместе с семьей, под защиту тамошнего губернатора Толстого. Но было поздно. Мы уже здесь, и когда въехали в его двор, я увидел крепкого рыжего человека в зеленом кафтане, который тянул к телеге богатый персидский ковер.
Он поднял взгляд, заметил наше присутствие, и ковер упал на землю. Максимов понял, что обречен. После чего, снизу вверх, посмотрев на отца, попросил:
– Семью пощади, Кондрат. Господом Богом Иисусом Христом тебя заклинаю, не бери греха на душу.
– Собирайся на круг, Лукьян. Будешь перед казаками ответ держать, – сказал Булавин, повернул коня и, уже покидая двор, добавил: – Семью не тронем, мы не царевы псы.
Соборная площадь рядом. Весь городок находился под контролем наших воинов и Черкасск загудел. Прошло полчаса. На майдане места свободного не было, хотя собрались далеко не рядовые казаки, а самая что ни есть верхушка донского общества. Кругом, куда ни посмотри: шелк, бархат, парча, нарядные сукна и сафьян, сабли чеканены серебром и золотом, а на шапках галуны.
Войсковой атаман Максимов вышел на середину площади и поприветствовал собравшихся. Но ответом ему было тревожное и недоброжелательное молчание. Именно в этот момент Лукьян окончательно убедился, что участь его предрешена и единственное на что стоит надеяться, на крепость данного Кондратом слова относительно семьи.
Максимов бросил на землю шапку и бережно положил поверх нее серебряный пернач с цветными камнями – клейнод, пожалованный царем Петром. Еще раз, окинув взглядом собравшихся на круг казаков, он опустил голову и отошел к войсковой избе, где был принят под руки двумя казаками-крепышами из отряда полковника Лоскута.
После этого на круг вышел отец, посмотрел на пернач, брезгливо откинул его ногой в сторону и сказал:
– Не надо нам такого клейнода, который пожалован за предательство стрельцов. Правильно я говорю, браты?
– Правильно! – поддержали его казаки.
– Против царя идем и негоже с его подарками атаманство на Дону принимать!
Перекрывая человеческий гомон, раздался голос атамана Максима Маноцкого:
– У нас свои символы власти имеются!
– Тогда покажи! – подбодрили его.
Под одобрительные крики круга, Маноцкий вышел в середину и вручил Булавину подарок от Запорожской Сечи – богато украшенную булаву вроде гетманской. Костя Гордеенко и самые влиятельные сечевики скинулись всем обществом и заранее сделали заказ батуринским златокузнецам, а поскольку подарок требовалось сделать быстро, за образец был взят символ власти гетмана.