Сын директора

Я останавливаюсь. Закуриваю, чтобы выиграть время и успокоиться. Хоть бы Ненов не понял, что я гнался за ними! Он переступает с ноги на ногу, посматривает на часы, его бесцветное лицо кисло морщится. Настроение у меня поднимается.

— Домой, Пешо? — спрашивает он, будто не знает, что я возвращаюсь с работы.

Я киваю. Нам обоим на шестой, мы не в первый раз едем вместе. На площади Благоева он пересаживается на пятерку, а я еду дальше.

В вагоне есть свободные места, но я прохожу на переднюю площадку. Ненов тоже приходит на площадку и пытается завязать разговор. Он в светлом летнем костюме; ходить на работу в одной рубашке, он себе не позволит, не то, что Шеф. Я невольно улыбаюсь.

— Ты в квартале Вазова живешь? — спрашивает Ненов, забыв, что уже спрашивал об этом.

— Нет, на площади Бабы Недели.

— А, верно… А я на Горнобанском шоссе. Час на дорогу туда и назад, каждый день. У родителей проживаешь?

— Да.

— И отец есть?

— Да.

— А я думал… Я тебя спутал с Корешем, у него, кажется, только мать, вдова.

— Да, верно.

— А кто у тебя отец?

— Директор завода.

Сонное выражение слетает с его лица. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но ничего не говорит, из горла у него вылетает только «ы-ы-ы».

— Нет, правда? — спрашивает он наконец.

— А что тут такого?

— Ничего, просто удивляешь ты меня, — вздыхает Ненов. — Такого отца имеешь, а ходишь ишачить, как…

— Как кто?

— Э, брось! — машет он. В его жесте — известное презрение и в то же время что-то дружески-доверительно. — Мне бы твои возможности, я бы не торчал там с этими хамами. Да будь я еще помоложе… Позавчера мне пошел тридцать пятый год, поздненько.

— Для чего поздненько-то?

Узнаю, что в свое время он окончил два курса электротехникума, но не доучился. Сманили его обратно в село, в Плевенский округ, дали работу электрика и хорошую зарплату. И там не удержался. Работал несколько лет в Кремиковцах, чтобы получить софийскую прописку, и перешел работать на вокзал. Теперь в свободное время ходит по дачам в Бояне и Драгалевцах, чинит проводку, подрабатывает. А будь он на моем месте…

— Получил бы экономическое образование и пошел бы во внешнюю торговлю. Но поздненько, поздненько…

Он развивает передо мной свои взгляды на жизнь и смотрит на меня с совершенным почтением.

— Бросил бы я все это, — кивает он назад, в ту сторону, где должен находиться вокзал. — Ищу место в каком-нибудь торговом управлении или на большом заводе. Могу заведовать складом, работать заготовителем.

— Закупщиком, — говорю я.

— Да. И работа другая, и зарплата, и среди людей жить будешь… Ты не мог бы спросить отца, а? Может, у него что найдется?

Мне становится смешно. До сегодняшнего утра Ненов почти не замечал меня, в бригаде выделял только батю Апостола и Кореша. А сейчас мы словно поменялись местами, можно подумать, что грузчик — он, а начальник — я. В первый раз встречаю человека, который так изменился бы за две-три минуты. Он поглядывает в окно — подъезжаем к площади Благоева.

— Мне сходить, — говорит он, словно извиняясь. — А ты не забудь спросить. Согласен и на помощника заготовителя. Здесь, сам видишь, никакого будущего.

— Хорошо.

— До свидания, Пешо.

— До свидания.

Трамвай трогается. Вожатая в берете, сдвинутом на затылок, чтобы была видна прическа, потирает курносый нос и по-мужски орудует рычагами управления. Я смотрю на ее некрасивый профиль, некрасивый, но симпатичный, поджатые полные губы, точные движения. Я уверен, что ей, например, было бы наплевать, что я сын директора. А про батю Апостола или Кореша и говорить нечего. И даже про Шатуна, — он бы только, сказал: «Ну ты даешь… твою мать», — просто так, из учтивости, — и тут же забыл бы об этом.

А этот… Надо было сказать, что у меня отец — министр.

Вожатая поворачивается, строго смотрит на меня и сильно крутит правый рычаг.

7

Без фокусов, младший сержант Клисуров, только без фокусов! Будь мужчиной, если не хочешь получить три наряда вне очереди!

Так говорил мне иногда старшина Караиванов, когда у нас была стрельба по подвижным мишеням. Вообще я стрелял отлично — и из автомата, и из винтовки, и из легкого пулемета. И на тактических учениях с боевыми патронами держался хорошо. Но с подвижными мишенями мне не везло. В первый же раз правую руку будто свело и после этого почти все мои выстрелы шли в воздух, как на свадьбе. Плохо было то, что подвижные мишени вели себя как живые, — то появятся, то исчезнут, то побегут над окопом, точно настоящие солдаты, делающие перебежку. И мои пули летели или низко, или слишком высоко. Сначала старшина считал меня просто растяпой, но потом начал смотреть с подозрением и покрикивать: «Без фокусов, Клисуров! Целься на пядь впереди мишени и ниже… Так!» Так-то так, но стоило мне нажать на спуск, я снова промахивался. И чем дольше старшина стоял у меня за спиной, тем больше я мазал. Становилось просто стыдно перед начальством и перед ребятами.