Сыновей я перед этим в армию проводила, мы с ним вместе им письмо отписали, оба нам ответили, пишут, что очень, мол, рады, пусть папа только скорее поправляется.
Да куда там. Он день ходит, три лежит, нет у него в теле ни одной косточки способной, пальцы на руках скривленные, ровно их кто насильно погнул, идет — ноги едва-едва ставит, сам пальто надеть не может, пуговицы и те я ему застегиваю. Гляжу на него, думаю: «Как же это ты, бедный, без меня жил?»
И ни досады, ни злости — ничего во мне, сколько ни ищу, нету — одна жалость. Если ночью когда со сна застонет, во мне болью отзовется.
Опять он слег, мы его с Петуховым в больницу положили. Пробыл он в больнице месяц, потом в санаторий его устроили.
Все Петухов старался. Правда, врачи говорят, никогда ему уже не поправиться, очень у него болезнь серьезная, все суставы пораженные, а все-таки ему в санатории полегчало. Сам даже письмецо мне отписал, — приезжай, мол, Ксюша, очень я по тебе соскучился, навести меня.
А я быстрая, собралась, поехала. Побыла у него в санатории неделю, теперь обратно домой еду. Он, должно, в санатории этом еще месяца полтора, а то и больше пробудет. Акурат к декабрю вернется, когда сыновья с действительной на побывку приедут…
3. Кольцо Нибелунгов
Женя любила читать книги с конца. Возьмет книгу и, не заглядывая в начало, первым делом раскроет последнюю страницу. Потом глянет в середку, страницы говорят о неизвестном, непонятном, и вдруг одно слово, одна какая-то фраза — и уже тянет читать дальше, и не хочется отрываться, пока не дойдешь до конца. А потом — потом можно перейти и к началу.
Брат смеялся над нею:
— Чудачка, разве так можно?
— Можно! — упрямо отвечала Женя. — Мне так удобнее.
Он пожимал плечами. Если удобнее, пожалуйста, читай, мне-то что?
Привычка сохранилась по сей день. И не только тогда, когда читала книги. Если случалось ей вспоминать свою жизнь, она вспоминала ее так, словно читала незнакомую книгу, с конца, с середины, и лишь потом бралась за начало.
Чем старше она становилась, тем чаще мысли обращались к детству. Может быть, потому, что та худенькая, длинноногая девчонка, выдумщица и непоседа, казалась порой чужой, незнакомой, и еще потому, что хотелось хотя бы ненадолго окунуться в далекий, беззаботный, легкий, навсегда ушедший мир.
…Стучали колеса. Невидимые в темноте, летели за окном леса и поля, безвестные реки, дорожки, ведущие неведомо куда.
Женя закрыла глаза. Так было лучше вспоминать. В голове проносились, словно поезда, отрывистые, беспорядочные воспоминания. И вдруг — будто фраза, выхваченная из середины, внезапно удивившая:
«Кольцо Нибелунгов».
Да, «Кольцо Нибелунгов».
Вот он, совсем рядом, узкий, поросший тополями переулок. На углу — малиновая церквушка с древней, в причудливых узорах оградой. Чуть в стороне двухэтажный дом, из раскрытой двери вырываются клубы снежного пара. Это маленькая «киношка», которая называется выспренне и громко «Великий Фантомас». Здесь всегда идут старые фильмы.
Сбоку от двери — афиша, зеленые зигзаги по черному фону, два слова, почему-то славянской вязью:
«Кольцо Нибелунгов».
А ниже, мелкими, ехидными буквами: «Детям до 16 лет вход воспрещается».
Жене было двенадцать, и ее не пустили. И никого из их класса не пустили. А «Кольцо Нибелунгов» неотвратимо влекло к себе. Два загадочных, но тем более пленительных слова. Почему кольцо? И что такое Нибелунги? Город, или люди, или название гор?
Женя привыкла не задумываясь отвечать на любой вопрос. Что бы ее ни спросили, всегда скажет: знаю.
А потом будет рассказывать то, что знает, и порой совсем не о том…
Нет, она не была лгунишкой, скорее фантазеркой, причем убежденной фантазеркой, сама первая верила тому, о чем говорила.
Как-то на большой перемене ребята собрались в зале, и кто-то сказал, что «Кольцо Нибелунгов», должно быть, здорово интересная картина.
— Неплохая, — подтвердила Женя. — Даже очень неплохая.
Она и сама не могла понять, почему у нее вырвались эти слова. Но она так сказала, и отступать было поздно.
Все посмотрели на нее, а ее подруга Нюся, степенная и очень дотошная, одна из лучших учениц класса, удивленно спросила:
— Ты видела?
— Да, — небрежно ответила Женя.
— Там же написано: до шестнадцати…
Женя зевнула.
— Да? А я и не заметила. Купила билет, прошла в кино, и хоть бы кто-нибудь слово сказал!
Нюся подавила завистливый вздох.
— Везет же некоторым!
— Везет, — скромно подтвердила Женя.
— Тогда расскажи, про что это.
— Ну что ж, — сказала Женя и тут же без запинки стала рассказывать.
Нибелунги было племя, спустившееся с луны в горы Тибета. Это были сплошь высокие люди с серебристыми волосами, красивые, белокожие, когда-то, в незапамятные годы, они жили на дне моря, а спустя тысячелетия переселились на луну.
— Как же они могли жить на дне моря? У них же не было жабр, — сказала Нюся.
— А ты откуда знаешь? — не растерялась Женя. — Именно были! У всех людей на луне имеются и легкие и жабры. Это даже первачки знают.
— Разве? — призналась Нюся. Она была прямолинейна и недоверчива. — Может быть.