— Не может быть, а точно, — сказала Женя надменно. — Можешь поверить мне на слово.
Нюся хотела ей верить, от всей души хотела, и все-таки сомнения одолевали ее. И все остальные ребята тоже почему-то не верили Жене. Кто-то даже откровенно засмеялся.
Может быть, еще немного, и Женя сама рассмеялась бы и призналась, что все это, в общем, треп, просто хотела проверить, поверят ей или нет. Но тут Сеня Комарский, по общему признанию самый из всех начитанный и умный, неожиданно поддержал Женю.
Он сказал:
— Да, у лунных жителей, по слухам, имеются и легкие и жабры.
Женя с признательностью посмотрела на него. Все в классе знали: Сеня «бегает» за Женей, но она не обращала на него никакого внимания. Ей нравились высокие мальчики, спортсмены и силачи, а Сеня был хилым, большеголовым, «головастиком», как его прозвали в классе не только за ум, но и за чересчур большую для тщедушного тела голову; и потом, он был близорукий, носил очки, и они у него то и дело сползали с короткого веснушчатого носа…
Но в этот момент он показался Жене красивым, почти таким же красивым, какими были, по ее словам, жители луны Нибелунги.
И, ободренная им, она понеслась дальше.
Предводитель Нибелунгов был старик, может быть, ста лет, а может, еще старше. Он был строгий, но справедливый, он жил дольше всех, и все его уважали, все без исключения слушались его. Каждое слово его было закон, потому что у него было священное кольцо Нибелунгов — зеленый камень, окруженный алмазами. Это был не простой камень, а волшебный, — если надо было что-нибудь решать или подумать о чем-то важном, предводитель подносил кольцо сначала к глазам, потом к уху, и камень говорил голосом, который был слышен только ему. Как советовал камень, так он и поступал, и слово его было законом для всех.
— И вот однажды, — Женя расширила глаза, понизила голос, — однажды кольцо исчезло. Может быть, оно само свалилось с пальца предводителя, а он не заметил, или кто-то украл его, но вдруг оно исчезло.
И все пошло кувырком у Нибелунгов. Не стало порядка, каждый стал жить сам по себе. Первым делом Нибелунги сбросили предводителя и отправили его в тюрьму. Потом стали драться друг с другом.
Женя замолчала. Ребята слушали до того внимательно, сидели так тихо, что ей на секунду стало совестно. Если бы они только знали, что она все, решительно все сочинила!
Но они ей верили. Верили так же, как придуманные Женей обитатели луны Нибелунги верили своему предводителю, пока у него не украли волшебного кольца.
А что, если честно признаться, что никакого «Кольца Нибелунгов» она не видела, что все это чистой воды липа, «Липус вульгарис», как говорил Сеня Комарский.
Она бросила взгляд на Сеню — за стеклами очков его глаза глядели на нее привычным преданным взглядом. Женя вздохнула. Нет, теперь уже дороги назад нет. И ничего она им не скажет, не признается, ни за что! Ведь ей тогда уже никто не будет верить.
Да, но что же дальше? Как быть с предводителем? И с остальными Нибелунгами?
— И тогда слуга предводителя — у него был верный слуга, которого он очень любил, — отправился искать кольцо…
Женя неслась, сама не зная, куда приведет ее рассказ. И может быть, в конце концов придумала бы, кто украл волшебное кольцо, или неожиданно для себя вдруг призналась бы, что это все неправда, с начала до конца, если бы не прозвенел звонок.
— Завтра доскажу остальное, — сказала Женя с облегчением.
— А дальше интересно? — спросила Нюся.
— Да, еще лучше.
— Счастливая! — Нюся вздохнула. — Если бы я была такая, как ты, меня, может, тоже пустили бы!
И она с невольной завистью посмотрела на тоненькую, не по годам рослую Женю, мысленно сравнила ее с собою, толстой, приземистой, и еще раз с грустной откровенностью повторила:
— Была бы я такой, как ты!
— Да, это все, как видно, очень интересно, — солидно заметил Сеня, протирая очки носовым платком.
— Завтра доскажи, — сказала Нюся.
— Хорошо, — ответила Женя.
«Что-нибудь придумаю, — решила она. — До завтра еще далеко».
По правде говоря, она даже думать боялась о том, что будет завтра. Чем закончить рассказ? У нее было такое чувство, будто она забралась в густой лес и не знает, как оттуда выбраться.
Ладно, что будет, то будет. Может, все-таки удастся что-нибудь придумать.
Ей повезло: на другой день она не пришла в школу, заболела ангиной, а когда выздоровела, то было уже не до Нибелунгов — начались весенние экзамены.
…Поезд мчался все быстрее, — казалось, убегал от погони.
Глухая ночь дышала за окном вагона, изредка в ночной мрак с шумом и грохотом врезался встречный поезд, сверкая сплошной цепью освещенных окон, и вновь все смолкало, и только ночь, ветер, стук колес и слабый, голубой, будто тлеющий, огонек ночника под потолком.
Соседи спали, но Жене не спалось. Одно за другим в памяти мелькали полузабытые лица, звучали давно замолкшие голоса.
И вдруг снова, будто споткнулась о порог, будто кто-то остановил ее, негромко сказав: «Это ты, Жека, ты сама…»
Сеня Комарский…
Он был рядом с ней многие годы — незаметный, молчаливый, преданный до конца.