Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры

Необыкновенный спектакль открылся их глазам. Все песчаные дюны были покрыты черепахами, которые выходили из реки батальонами и быстро расползались по острову. Черепахи были представлены двумя видами: Testudos midas[129], с зеленоватым панцирем, на котором виднелся мраморный рисунок; их длина обычно достигает двух метров, а ширина – одного; Testudos caretta[130], с бурым панцирем, беспорядочно усеянным рыжеватыми пятнами, состоящим из тринадцати пластин на спине и двенадцати – на брюхе. Если первых ловят из-за их вкусного мяса, то вторые привлекают охотников своими панцирями, которые используются в самых различных целях.

– Каких из них брать? – спросил дон Баррехо, который больше не мог молчать.

– Подождем, – ответил индеец.

– Хотите оставить им время на возвращение в реку?

– Подождем, пока они отложат яйца.

– Но нам хватит всего парочки этих тварей, – сказал Мендоса. – С яйцами-то нам зачем возиться? Хватай их, дон Баррехо!..

Трое приятелей бросились в гущу черепашьих батальонов, чем произвели в их рядах настоящий переполох и вынудили рептилий к отступлению. Две большие зеленые черепахи, однако, остались в руках охотников, а большего те и не желали, по крайней мере пока.

Довольные, они вернулись в лагерь, подбросили дров в костер и положили в горячие угли одну из черепах. Другую рептилию перевернули на спину, чтобы она не могла уползти.

– Ну вот, все собрались в харчевне «У черепахи», – сказал дон Баррехо, бесстрастно наблюдавший за отчаянными подскоками рептилии, которую жарили заживо в собственном панцире. – Даже в этих треклятых краях, где испытываешь муки голода, порой предлагают изысканную компенсацию. Понюхай-ка, Мендоса, да и ты, де Гюсак. Как весело жарится зверюшка в собственном жире!

– После долгого голодания она будет так желанна, – ответил баск. – Пожалуй, теперь я смогу расстегнуть свой пояс.

– Это и в самом деле чудесный остров, – сказал Де Гюсак. – Я бы здесь остался навсегда, если бы только кто-нибудь не забывал посылать мне время от времени бочонок хереса или аликанте.

– А я предпочитаю отправиться за сокровищем Великого кацика, – высказал свое мнение дон Баррехо. – Тебе нужны черепахи, а мне – золото. Tonnerre!.. Мы болтаем, как краснокожие обезьяны, и совсем не думаем о том, чтобы приготовить завтрак или обед, да и о друзьях позабыли. А разве флибустьеры все еще сидят у водопадов?

– Буттафуоко и Равено не из тех людей, которые могут бросить нас. Если они решат, что мы слишком задержались, они пошлют людей на поиски.

– А маркиз?

– Вот это как раз то черное пятно, которое меня беспокоит.

– Но возможно ли, чтобы этот кабальеро нагнал страху на два лучших клинка Гаскони вкупе со знаменитой шпагой? Однако должен признаться, что я никогда о нем не забываю. Готов держать пари: вскоре мы с ним встретимся.

– Если только наводнение не утопило его вместе со всеми подчиненными, – сказал де Гюсак.

– И такое могло случиться, но я, друзья, скажу вам вот что: после того как мы набьем свои животы, нам следует столкнуть плот в воду и двигаться дальше. Я почувствую себя в безопасности, только когда окажусь среди флибустьеров.

Индеец, вооружившись большим колом, вытащил черепаху из костра, стряхнул пепел и ударом драгинассы дона Баррехо вскрыл с помощью своих спутников черепаший панцирь.

Запах, который издавало бедное изжаренное создание, был таким вкусным, что дон Баррехо от восторга несколько раз подскочил.

– Понюхай, понюхай, Мендоса! – кричал он. – И ты понюхай, де Гюсак!..

– Предпочту попробовать, – ответил баск, расстегивая ремень.

Завтрак можно было бы назвать отличным, если бы вдобавок к нему у приятелей оказалось хотя бы по куску хлеба, чтобы можно было обмакнуть хлеб в ароматный жир, в котором жарилось мясо рептилии.

Трое искателей приключений и, прежде всего, индеец восстановили силы, наполнив желудки вкуснейшим кушаньем, потому что черепашье мясо могло бы украсить собой самые изысканные столы Европы и Америки, несмотря на инстинктивное отвращение, которое внушает несчастная рептилия, осужденная на пожизненную каторгу вплоть до последнего дня своей жизни.

Наевшись досыта, наши путешественники вытянулись в траве, пододвинув ноги к огню и надеясь спокойно переварить жаркое, как вдруг выше по реке послышались какие-то крики.

Дон Баррехо, самый худой из всех, а следовательно, самый подвижный, первым вскочил на ноги, обрушив град проклятий на нарушителей спокойствия отдыхающих.

– Кто эти сеньоры, что появляются здесь и мешают нам переваривать обед? – закричал он, опустив свое обычное «tonnerre!». – Выходит, я не могу позволить себе съесть куска мяса после двухсуточного голодания, чтобы мне не помешал кто-нибудь? Мендоса, мы выставим за дверь этих незваных гостей!..

– То есть сбросим их в реку, – ответил поднявшийся в плохом настроении баск.

В несколько прыжков вся четверка миновала кустарник, отделявший их от плота, и сразу же с явным неудовольствием увидела большое индейское каноэ, в котором сидели человек семь-восемь; течение несло челнок к острову.