Сын палача

Да он и вправду помер, Федька-Федуло — в ухо надуло, не было такого больше на земле. А был теперь чистенько одетый Викентий Викентиевич Непомнящий, проживающий в четырехкомнатной квартире на Мясницкой, сходства с тем Федькой-Федулой почти не имеющий. Этот Викентий Непомнящий трудился с утра до вечера, силясь постичь школьные премудрости, не доставшиеся ему в бытность тем самым чумазым Федькой-Федулой. В особенности налегал на математику. Трудная была наука!

Теперь даже того очкастого Васильцева зауважал больше, чем прежде. Надо же! Настоящий математик! По собственному желанию эту математику превзошел! С головой, стало быть, мужик.

Викентий Иванович учил другому, многому — и как одному, без оружия отбиться от шестерых, и как от слежки уходить, и как самому осуществлять слежку. Ученик платил за то учителю апостольским терпением и за год осилил то, что иному и за пять лет не превозмочь.

Однажды вечером Викентий Иванович вернулся домой мрачнее тучи, таким его Викентий-младший прежде не видел никогда.

Чай пили в полном безмолвии, младший Викентий чувствовал, что сейчас лучше не встревать. Наконец Викентий Иванович сам начал разговор. Оказывается, у Тайного Суда появился новый, по-настоящему могущественный враг.

Спросил:

— Как по-твоему, какая сила властвовала над людьми со времени возникновения человечества, что заставляло людей истреблять себе подобных, сметать с лица земли царства, империи, целые цивилизации?

— Жадность, наверное, — предположил Викентий-младший.

Но Викентий Иванович покачал головой:

— Нет, жадность появилась позже. А предшественник ее — величайший из всех земных владык. И имя ему — Голод. Он сильнее всех полководцев и древнее всех земных царств.

Бывший Федуло вспомнил недавний голод в стране, когда всю солому с крыш объели, а потом и люди людей стали есть. В тот голод он и родителей схоронил, а сам — в Москву, мазуриком, чтобы тоже с голодухи не сдохнуть.

— Тогда, — сказал он, — большевики и НКВД — все равно самые сильные на земле: такой голодухи, как при них, наверно, давно уже не было.

— Потому они и смели огромную империю, — согласился Викентий Иванович. — Но только, уверен, эта победа недолгая, если мерить в исторических масштабах. Когда-нибудь люди будут жить сытнее — и их тоже сметут. Царь Голод им неподвластен, это лишь временный союз. Да, временно у них общая армия, но подчиняется она, поверь мне, не Ворошилову и Тимошенке.

— Вы — про Красную армию? — спросил младший Викентий.

— Я — про куда более многочисленную армию, чем любая РККА[14], — ответил Викентий Иванович, — про армию, существующую повсеместно. Я — про армию нищих.

— Но что они могут, нищие, без пушек, без пулеметов, без аэропланов?

— О, если только пожелают — могут они очень многое! И никакие пушки с аэропланами им не нужны. Иное дело, что на это необходимо решение их земного владыки.

— У них и владыка есть?

— А как же! Династия их владык самая древняя, древнее Египта и Вавилона, поскольку нищие существовали на земле всегда. И сейчас ими правит очередной король нищих, имя его Лука, и могущество его почти безгранично… Я говорю «почти», ибо существует еще одна сила, столь же древняя, поскольку лишь она может утолить голод нищих.

Викентий-младший посмотрел на него вопросительно.

— Я имею в виду помойки, — объяснил Викентий Иванович. — Да, да, помойки, которые, как и голод, существовали и существуют всегда и везде на земле. Порой они были единственным спасением нищих от голодной смерти… (уж кому-кому, а бывшему Федуле-то мог бы этого и не объяснять; без помоек все мазурики давно бы перемёрли). Но помойки тоже не всегда могли оставаться без хозяина, — продолжал Викентий Иванович, — поэтому с некоторых пор возникла династия, такая же, видимо, древняя, как династия королей нищих. Это династия императоров помоек, и нынче ее возглавляет некий Фома. Вместе они представляют силищу, равной которой не было и нет.

— А от Тайного-то Суда что им нужно? — нахмурился Викентий.

— То-то и оно — пока это не ясно. Но одно нападение уже было, так что имей в виду, отныне мы пребываем на чрезвычайном положении, нужна ежесекундная бдительность. Те, с кем мы столкнулись, намного сильнее нас.

Младший Викентий долго молчал, прежде чем решился спросить:

— А вы сами их видели? Ну, тех короля с императором?

— Не только видел, — вздохнул Викентий Иванович, — но даже один раз привелось побывать в их логове, и такого там насмотрелся!.. Не приведи господь оказаться там еще раз!

Объяснять, чего он там навидался, не стал. И Викентий-младший не спрашивал. Понимал одно: уж если бесстрашный Викентий Иванович так говорит, то, видно, жуть там была и впрямь трудноописуемая.

— Но боюсь, — после молчания добавил тот, — если они сами ко мне заявятся — будет еще хуже… — И повторил: — Так ты понял меня? Бдительность, бдительность и еще раз бдительность!

Викентий-младший лишь кивнул, а про себя подумал: надо срочно взять тот наган.