Сын предателя

 Но вот по общеобразовательным предметам педагоги были независимы, отчего по русскому языку за диктанты бывший старшина морской службы неизменно получал двойки. Неприязнь к удачливому студенту хилого сложения росла неудержимо у парторга, который из-за своей вечной неуспеваемости организовывал всю группу для изготовления шпаргалок.

 К своему тридцатилетию позабыв все свои школьные познания, которые и без того были посредственными, в чём Николай не сомневался, Карачёв не столько заботился о группе "А", сколько о своём неустойчивом положении у стола экзаменаторов. Николай соглашался написать шпаргалку, но воспользоваться помощью отказался наотрез. Ему претила такая система зарабатывания диплома.

 Николай считал, что самая обычная тройка, на которую он подготовится к экзамену, даст ему хоть какие-то познания, которыми как-нибудь удастся воспользоваться в будущей работе. Участвовать в изготовлении шпаргалок приходилось, чтобы не портить отношения с КПСС в лице старейшего студента Карачёва, которого панически боялись обидеть преподаватели рисования и живописи. Бездарный рисовальщик, и не мене бездарный живописец, Карачёв был не единственный, кто учился исключительно для получения корочек с бронзовым оттиском!

 Николай понимал, что не всем дано то, чем так щедро одаривает судьба его. Он не задирал нос, не воображал, но какие-то промахи в его поведении по причине молодости вырастали в глазах неуспевающих по рисунку и живописи до уровня издевательства. Простой, равнодушный взгляд на непрочный рисунок или серую живопись таких студентов выглядел откровенным плевком в душу. Нежелание подсказать ошибки воспринимались, как зазнайство.

 Студенты не хотели замечать, как преподаватель злился, если Николай пытался это делать на первом курсе. Конечно, совсем чистеньким в учебном процессе едва ли было возможно оставаться даже успевающему студенту. Николай хорошо помнил, как ему повезло с "начерталкой". Теперь наступила пора Физики, которую никаким напряжением ума ему было не осилить после полностью не освоенного материала школьной программы. Её даже в шпаргалочную систему невозможно утрамбовать.

 Сам учебник по физике по толщине превосходил словарь Ожегова по русскому языку.

 Николай знал, что идёт проваливать предмет без процента надежды на успех. Его обречённый вид после трёх бессонных ночей, исхудалое лицо не остались без внимания преподавателя. Семёнов сам был для высокого роста худощавым, если не сказать, просто худым. Сочувствующим взглядом он проследил за нервно дрожащей рукой Николая, потянувшейся за билетом.

 -Ну, смелее, Лубин! - сказал он с улыбкой.

 Николай назвал номер билета, который ему ничего не мог сообщить, пошёл к столу, сел и упёрся взглядом в листок, на котором вырисовывались "иероглифы" физической науки. Дальше произошло что-то, не вписывающиеся в экзаменационную этику.

 -Кажется, я проголодался! - сказал, зевая, Семёнов. - Вы, тут, Людмила Христофоровна, последите за порядком, а я схожу в столовую!

 Секретарь Иконникова, сухонькая, но подвижная старушка, которая однажды позировала, и которой портрет, написанный маслом Николаем, понравился больше всех, вскочила из-за стола и бухнула перед ним толстый учебник физики.

 -Читайте быстрей! Семёнов обедает пятнадцать минут!

 Николай обалдело смотрел на Иконникову только три секунды, но она успела повторить более настойчиво:

 -Да читайте же быстрее!

 Николай нашёл нужную страницу, проглотил её. Память, натренированная прочесть, тут же ответить и через пять минут все познания, почерпнутые таким способом, выкинуть из головы навсегда, не подвела и на этот раз. Набросав на лист формулы и выводы, он услыхал стук в дверь. Иконникова птицей подскочила к столу Николая, схватила книгу и положила на стол преподавателя.

 -Да, да! Войдите! - пропела она. Семёнов вошёл, улыбаясь.

 -Ну, думаю, кто-нибудь готов отвечать? - спросил он, добродушно улыбаясь Николаю. Николай, чтобы нечаянно только что полученные знания не выветрились досрочно, почти бегом кинулся к столу преподавателя физики, отбарабанил всё, что успел прочитал и перевёл дух.

 -А вот я задам вам два вопроса, и если вы ответите, поставлю вам четыре. Согласны?

 -Нет, лучше три! - почти вскричал Николай.

 -Хорошо. Думаю, на живописи это не отразится, - опять улыбнулся Семёнов. Он поставил три в зачётку.

 Николай чувствовал необыкновенное облегчение целых три дня. Наверно, поэтому по истории искусства он легко заработал пять. Воспоминание о Казани, когда он слушал рассказы о художниках, разинув от удивления рот, сейчас казались ему чем-то далёким и не реальным. Сейчас он знал об огромной армии художников и их лучших картинах практически всё. Но только на три дня!

 Завтра, сразу после экзамена, мозг очистится для новых знаний. Так уж была устроена память у Николая.

глава 30