Читаем Сын цирка полностью

Но зато был дилдо, лежавший себе в длинном спортивном носке, пока полицейские и таможенный инспектор ворошили ее одежду в рюкзаке и опустошали ручную кладь – сумку из кожзаменителя, похожую на большой мешок. Один из полицейских взял потрепанный, в мягкой обложке экземпляр «Клео» Лоуренса Даррелла, четвертый роман «Александрийского квартета», из которого Дитер читал только первый том – «Жюстин». Нэнси всего этого не читала; но одна страница романа была с уголком, где, вероятно, остановился последний читатель, и именно на этой отмеченной странице констебль и открыл книгу – его глаза быстро нашли отрывок, который для такого случая Дитер подчеркнул карандашом. На самом деле этот экземпляр «Клео» уже ездил в Индию и обратно в Германию с двумя другими подругами Дитера, не читавшими ни романа, ни даже отмеченного Дитером абзаца. Он выбрал именно этот отрывок, потому что таможеннику любой страны сразу стало бы ясно: читатель – безвредный дурачок.

Полицейский был настолько озадачен этим отрывком, что передал книгу своему коллеге-констеблю, который глянул так, будто ему дали взломать код, не поддающийся расшифровке; в свою очередь он передал книгу дальше. Именно таможенный инспектор наконец прочитал отрывок. Нэнси наблюдала за нескладным, непроизвольным шевелением губ человека, как будто обсасывающего оливковые косточки. Затем стало раздаваться что-то похожее на слова; честно сказать, Нэнси их не воспринимала. Она не могла себе представить, что искали в этих словах таможенный инспектор и констебли.

– «Весь этот квартал лежал, дремля, в фиолетовой тени надвигающейся ночи, – читал таможенный инспектор. – Небо – из приглаженного кончиками пальцев велюра, взрезанное холодным сиянием тысячи электрических ламп. Эта ночь была накинута на Татвиг-стрит, как бархатное покрывало».

Таможенный инспектор перестал читать – он был похож на человека, который только что съел что-то странное. Один из полицейских сердито посмотрел на книгу, как если бы должен был немедленно конфисковать ее или уничтожить, а другой констебль с видом скучающего ребенка глядел в сторону; он вытянул из спортивного носка и обнажил гигантский пенис, как обнажают меч. Длинный носок безвольно поник в левой руке полицейского, в то время как его правая рука держала большой член у основания, возле твердой как камень пары поддельных яиц.

Внезапно разглядев, что именно у него в руке, полицейский поспешно передал дилдо своему коллеге-констеблю, который взял этот предмет у основания головки, лишь затем признав в нем сильно увеличенный мужской член, который он сразу же передал таможенному инспектору. Все еще держа «Клео» в левой руке, таможенный инспектор схватил дилдо за мошонку; затем он бросил роман и вырвал носок из руки первого изумленного полицейского. Но вложить внушительный пенис оказалось труднее, чем выложить, и в спешке таможенный инспектор вставил предмет не так, как следовало. В результате яйца застряли в пятке носка, где выпятились некрасивым бугром, а сизая головка предмета, словно пережившего обрезание, свободно выглядывала из открытого конца носка. Отверстие в головке члена, казалось, смотрело на таможенного инспектора и констеблей, как пресловутый дурной глаз.

– Где вы остановиться? – спросил один из полицейских Нэнси.

Он яростно вытирал руку о гетры на ногах – возможно, от смазки на искусственном члене.

– Всегда держать сумка при себе, – посоветовал ей другой констебль.

– Перед как сесть такси, договориться цена с водителем, – сказал первый полицейский.

Таможенный инспектор больше не смотрел на нее. Она ожидала чего-то похуже; безусловно, дилдо мог бы вызвать плотоядные ухмылки – по крайней мере, грубый или даже с намеками смех. Но она была на земле лингама – или так ей казалось. Разве здесь не поклонялись фаллическому символу?

Нэнси вспомнила, что читала о пенисе как символе бога Шивы. Может быть, то, что Нэнси перевозила в своей мешковатой сумке, было самым реалистичным лингамом (пусть и преувеличенным) из всех, что эти люди когда-либо здесь видели. Может, она допустила какое-то святотатство по отношению к этому символу – вот почему они поскорее отвязались от нее? Но констебли и таможенный инспектор не думали ни о лингамах, ни о боге Шиве; они были просто потрясены этим переносным пенисом.

Бедной Нэнси пришлось самой найти выход из аэропорта, где ее с пронзительными криками окружили владельцы такси. Нескончаемый ряд их авто терялся где-то в адской тьме этого отдаленного района Бомбея; кроме как в оазисе аэропорта, в районе Санта-Крус не было никаких огней – в 1969 году отеля «Сахар» там еще не существовало. И было уже около трех часов ночи.

Нэнси пришлось поторговаться с таксистом насчет платы за поездку до Бомбея. Заплатив вперед, она столкнулась с некоторыми трудностями, поскольку ее водитель был тамилом и новичком в Бомбее. Он утверждал, что не понимает ни хинди, ни маратхи; Нэнси услышала, как на чем-то напоминающем английский он спрашивал других таксистов, как доехать до «Таджа».

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги