Читаем Сын цирка полностью

Таксист, соответственно впечатленный гигантским фаллосом, газанул вперед под светофор, который снова зажегся красным. К счастью, никаких других машин на улице не было. А к несчастью, двое молодых людей и повисший между ними спутник оказались прямо на пути такси. Поначалу Нэнси показалось, что сбиты все трое. Позже она отчетливо вспомнила, что двое из них сбежали, хотя она не могла сказать, что на самом деле видела удар; должно быть, она зажмурилась.

Пока англичанин помогал водителю разместить тело на переднем сиденье такси, Нэнси поняла, что сбитый машиной молодой человек был тем самым то ли пьяным, то ли обколовшимся. Ей не приходило в голову, что молодой человек, возможно, был уже мертв, когда автомобиль сбил его. Но это и было темой разговора англичанина с водителем-тамилом; не бросили ли этого юношу намеренно под такси, и вообще, был ли он в сознании при этом?

– Он уже выглядел мертвым, – продолжал говорить англичанин.

– Да, он умирать прежде! – крикнул тамил. – Я не убивать его!

– Он что, мертв? – тихо спросила Нэнси.

– О, определенно, – ответил англичанин.

Как и инспектор таможни, он смотрел мимо нее, но жена англичанина уставилась на Нэнси, все еще сердито сжимавшую искусственный член. По-прежнему не глядя на нее, англичанин вручил ей носок. Она спрятала в него орудие и сунула в свою большую мешкообразную сумку.

– Это ваш первый визит в Индию? – спросила ее англичанка, а безумный тамил гнал все быстрее и быстрее по улицам, теперь все больше и больше озаряемым электрическим светом; повсюду на тротуарах возвышались холмиками тела спящих бомбейцев.

– В Бомбее половина населения спит на улицах, но здесь действительно вполне безопасно, – сказала англичанка.

Английская пара объясняла себе гримасу на лице Нэнси тем, что девушка – новичок в городе с его запахами. На самом деле это остатний запах ребенка так исказил лицо Нэнси – как могло что-то столь маленькое издавать такое зловоние?

Тело на переднем сиденье выглядело теперь действительно мертвым. Голова молодого человека безжизненно переваливалась туда-сюда, плечи неестественно обмякли. Всякий раз, когда тамил тормозил или поворачивал, тело реагировало на это, как мешок с песком. Слава богу, что Нэнси не видела лица молодого человека, которое глухо ударялось о лобовое стекло и вплотную прижималось к нему, пока тамил снова не поворачивал, а затем разгонялся.

По-прежнему не глядя на Нэнси, англичанин сказал:

– Не обращай внимания на тело, дорогая.

И казалось неясным, к кому он обращается – к Нэнси или к своей жене.

– Мне все равно, – ответила его жена.

Над Марин-драйв, как теплое шерстяное покрывало, висела плотная пелена смога, и Аравийского моря не было видно, но англичанка указала в ту сторону, где оно должно было быть.

– Там океан, – сказала она Нэнси, которая стала зажимать себе рот.

Рекламные объявления на фонарных столбах не читались из-за смога. Огни, цепочкой протянувшиеся вдоль Марин-драйв, не были рассчитаны на смог и были белыми, а не желтыми.

Глядя из мчащегося такси, англичанин указал на завесу смога.

– Это «Ожерелье королевы», – сказал он Нэнси.

Такси катило дальше, и он добавил, скорее чтобы взбодрить себя и жену, чем чтобы успокоить Нэнси:

– Ну вот, мы почти на месте.

– Меня сейчас вырвет, – сказала Нэнси.

– Не думайте о том, что вам плохо, дорогая, и вам не будет плохо, – сказала англичанка.

Такси свернуло с Марин-драйв на более узкие, извилистые улицы; три живых пассажира замерли по углам, а мертвый юноша на переднем сиденье, казалось, ожил. Он стукнулся головой о боковое стекло, нырнул вперед, приложившись лицом к лобовому стеклу, и откинулся на водителя, который локтем отпихнул тело. Молодой человек как будто вскинул руки к лицу, словно вспомнив что-то важное, а затем его тело снова обмякло.

Послышались какие-то свистки, громкие и пронзительные. Это высокие швейцары-сикхи управляли движением автомашин возле отеля «Тадж-Махал», но Нэнси хотелось найти хоть одного полицейского. Неподалеку у неясно вырисовывавшихся Ворот Индии девушке померещилось что-то вроде полиции – там светились огни, слышались какие-то вопли, в общем, шум, гам и непорядок. Поначалу во всем обвинили попрошаек-мальчишек; им, дескать, не удалось выудить ни одной рупии у пары молодых шведов, которые демонстративно, с помощью профессиональной фототехники, вспышки и отражателей, фотографировали Ворота Индии. Оборванцы помочились на символические ворота, дабы испортить снимок. Однако им не удалось шокировать иностранцев – шведы сочли их действия символичными, – и тогда нищие попытались помочиться на фотооборудование, что и вызвало скандал.

Но дальнейшее расследование показало, что шведы как раз заплатили попрошайкам, чтобы те пописали на Ворота Индии, но это, увы, не имело дополнительного эффекта, поскольку ворота и так уже были в грязных пятнах. Беспризорники никогда не стали бы мочиться на фотоаппаратуру шведов; это было бы слишком смелым для них – они просто жаловались, что за подмоченные Ворота Индии им заплатили маловато. Вот в чем была истинная причина скандала.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги