Сын цирка

Возникла неловкая пауза, во время которой полицейский переводил взгляд со стула на стул, обозревая пустые сумки Нэнси, две ее книги, одежду. Нэнси подумала, что он, должно быть, по крайней мере на пять лет старше ее, хотя выглядит моложе. Благодаря своей самоуверенности он казался обезоруживающе взрослым; но это не была наглая высокомерность копа. Инспектор Пател не выказывал никакой развязности; его сдержанная манера поведения объяснялась абсолютно правильно поставленной целью. Нэнси поразило то, что его добропорядочность притягивала. И она подумала, какой у него замечательный цвет кожи – как кофе со сливками; у него были угольно-черные волосы и такие тонкие, идеально подровненные усики, что Нэнси захотелось их потрогать.

Общая элегантность молодого человека находилась в очевидном противоречии с отсутствием у него амбиций, которые обычно ассоциируются со счастливо женатым мужчиной. Здесь, в «Тадже», в присутствии такой полногрудой блондинки в халате, инспектор Пател выглядел явно неженатым; он контролировал как свои действия, так и каждое движение Нэнси, включая конкретные улики в ее номере. Она не понимала, что он ищет дилдо.

– Могу ли я увидеть, чем вы ударили таксиста? – спросил наконец инспектор.

Бог знает, как идиот-тамил описал этот предмет. Нэнси пошла за дилдо в ванную, поскольку решила держать его вместе с туалетными принадлежностями. Бог знает, что британская пара наплела инспектору. Если инспектор говорил с ними, они, несомненно, описали ее как грубую молодую женщину, которая размахивала огромным членом.

Нэнси отдала дилдо инспектору Пателу и снова присела на край кровати. Не глядя на нее, молодой полицейский вежливо вернул предмет.

– Простите, но я должен был взглянуть на это, – сказал инспектор Пател. – А то я плохо представлял себе, – пояснил он.

– Обоим водителям было полностью заплачено в аэропорту, – сказала ему Нэнси. – Я не люблю, когда меня дурят.

– В такой стране женщине лучше не путешествовать в одиночку, – сказал инспектор. По тому, как он быстро глянул на нее, она поняла, что это вопрос.

– Меня встречают друзья, – сказала Нэнси. – Я просто жду их звонка. – (Дитер советовал ей сказать об этом. Судя по ее студенческой одежде и дешевым сумкам, она не могла позволить себе долго оставаться в «Тадже».)

– Стало быть, вы отправитесь дальше с друзьями или останетесь в Бомбее? – спросил ее инспектор.

Нэнси осознала, что преимущество на ее стороне. Пока она держала дилдо, молодому полицейскому было неловко смотреть ей в глаза.

– Как они, так и я, – равнодушно сказала она.

Она держала пенис на коленях. Оказалось, что при малейшем усилии запястья можно постукивать головкой обрезанного члена по голому колену. Инспектор Пател перевел взгляд на ее босые ноги, – возможно, они поразили его своей невероятной белизной или невообразимым размером: даже голые, стопы Нэнси были больше обутых ног инспектора.

Нэнси беззастенчиво, в упор изучала его. Она наслаждалась выступающими скулами его резко очерченного лица; она не могла себе представить это лицо – пусть через двадцать лет – с обвисшими щеками. Она думала о том, что у него самые черные на свете глаза и самые длинные на свете ресницы.

По-прежнему глядя под ноги Нэнси, инспектор Пател огорченно сказал:

– Полагаю, что у вас нет ни номера телефона, ни адреса, чтобы я мог связаться с вами.

Нэнси показалось, что она поняла, почему ее влечет к нему. Она, конечно, очень старалась потерять в Айове свою невинность, но футболисты едва ли были причастны к этому. Своей истинной невинности она лишилась в Германии, с Дитером, и теперь та была утрачена навсегда. Но перед ней был человек, который все еще был невинен. Она, наверное, и пугала, и привлекала его – пусть он даже не знал этого, подумала Нэнси.

– Вы хотите снова меня увидеть? – спросила она его. Она подумала, что вопрос был достаточно неоднозначным, но инспектор смотрел ей под ноги – со страхом и желанием, показалось ей.

– Но вы ведь не могли бы узнать двух других людей, даже если бы мы их нашли, – сказал инспектор Пател.

– Я могла бы узнать другого водителя такси, – сказала Нэнси.

– Мы уже нашли его, – сказал инспектор.

Нэнси встала с кровати и отнесла дилдо в ванную комнату. Когда она вернулась, инспектор Пател стоял у окна, наблюдая за нищими. Она больше не хотела иметь перед ним какое-то преимущество. Может быть, представляла она, инспектор безнадежно влюбился в нее и, если она толкнет его на постель и сядет сверху, будет ее боготворить и навсегда станет ее рабом. Может быть, это даже не его она хотела; возможно, ее влекла его очевидная порядочность, и только лишь потому, что, как она чувствовала, сама она утратила свою добрую сущность, которую уже не вернуть.

Затем до нее дошло, что он больше не смотрит ей под ноги – он разглядывал ее руки. Хотя она убрала дилдо, он по-прежнему избегал смотреть ей в глаза.

– Вы хотите снова меня увидеть? – повторила Нэнси.