Читаем Сын цирка полностью

Пател никогда не закрывал дверь своего кабинета на балкон – туда выходили двери десятка других кабинетов, и это он, заместитель комиссара полиции, установил такое правило, чтобы никто их не закрывал, – исключением был лишь период муссонных дождей и сильный ветер. При открытых дверях никто из допрашиваемых не мог потом пожаловаться, что признание из него выбили кулаками. Кроме того, стук пишущих машинок, на которых секретари-машинистки печатали рапорты офицеров полиции, нравился заместителю комиссара – какофония пишущих машинок создавала ощущение деятельности и порядка. Он знал: многие из его коллег-полицейских ленивы, а секретарши безалаберны и сами доклады чаще всего менее толковы, чем стук машинок. На столе перед заместителем комиссара лежали три рапорта, которые следовало переписать, и еще один рапорт, срочный, однако он отодвинул все четыре в сторону, чтобы освободить место для фотографий рисунков на животе убитых проституток. Эти рисунки слонов были ему так знакомы, что действовали на него успокаивающе, но он не хотел, чтобы доктор заметил это.

– А как звали того человека, которого вы знали, – может, какое-нибудь простое имя, вроде Рахул? – спросил детектив.

Это был вопрос, достойный неискренности Инспектора Дхара.

– Рахул Рай, – сказал доктор Дарувалла. Это прозвучало почти шепотом, но ничуть не пригасило удовольствия, испытанного полицейским.

– И не приезжал ли этот Рахул Рай в Гоа? Возможно, посещал там пляжи… примерно в то же время, когда были убиты немец и американка, тела которых вы видели? – спросил Пател.

Доктор резко откинулся на спинку стула, будто у него прихватило живот.

– Он был в моем отеле – в «Бардезе», – ответил Фаррух. – Он там останавливался со своей теткой. И дело в том, что если Рахул сейчас находится в Бомбее, то он прекрасно знаком с клубом «Дакворт». Его тетка была членом клуба!

– Была? – спросил детектив.

– Она умерла, – сказал доктор Дарувалла. – Думаю, Рахул – он или она – унаследовал ее состояние.

З. К. П. Пателткнул пальцем в поднятый бивень слона на одной из фотографий, затем сложил все снимки в аккуратную стопку. Он всегда знал, что в Индии есть богатые семейства, но то, что следы преступления ведут в клуб «Дакворт», было для него сюрпризом. Все эти двадцать лет детектива вводило в заблуждение то, что Рахул был более или менее известен в публичных домах трансвеститов на Фолкленд-роуд и Грант-роуд, – едва ли это были привычные прибежища для даквортианцев.

– Я, конечно, в курсе, что вы знаете мою жену, – сказал детектив. – Я должен свести вас. Она тоже знает вашего Рахула, я сравню ваши, так сказать, показания – это должно мне помочь.

– Мы могли бы позавтракать в клубе, – предложил Фаррух. – Возможно, кто-то там знает больше о Рахуле.

– Но вы не задавайте никому никаких вопросов! – внезапно воскликнул заместитель комиссара. Доктора Даруваллу задело, что на него повысили голос, однако к детективу быстро вернулась его тактичность, если не спокойствие. – Мы ведь не хотим предупредить Рахула, не так ли? – сказал Пател так, будто перед ним был ребенок.

Пыль, поднятая со двора, покрыла листья индийских мелий – пылью покрылись и перила балкона. Медный потолочный вентилятор в кабинете детектива, монотонно вращаясь, пытался вытолкнуть обратно за дверь клубы пылинок. Стремительные тени стрижей с хвостами вилкой время от времени чиркали по столу заместителя комиссара. Открытый глаз слона на верхней фотографии в стопке, казалось, подмечал детали, которые, как доктор чувствовал, уже никогда не забыть.

– Значит, сегодня за ланчем? – предложил детектив.

– Мне лучше завтра, – сказал доктор Дарувалла.

Необходимость передать Мартина Миллса в руки иезуитов Святого Игнатия была подходящим поводом, чтобы отложить встречу. Кроме того, он хотел поговорить с Джулией и найти время, чтобы рассказать все Дхару, – тому предстоит ланч в компании с некогда раненной хиппи. Фаррух полагал, что Джон Д., с его исключительной памятью, мог что-то еще знать о Рахуле.

– Завтра так завтра, – сказал заместитель комиссара, хотя он был явно разочарован.

Слова его жены, какими она описала Рахула, не выходили у него из головы. Он помнил о крупных руках Рахула, державших большие груди его жены, о высоких, красивой формы грудях Рахула, которые Нэнси ощущала своей спиной, а также о маленьком шелковистом мальчишеском пенисе, который Нэнси ощущала своими ягодицами. Нэнси говорила, что Рахул был полон наглости, насмешки, издевки – несомненно, изощренности и, вероятно, жестокости.

Поскольку доктор Дарувалла только приступил к сочинению письменных показаний на Рахула Рая, испытывая при этом явные проблемы, детектив не мог оставить его одного.

– Пожалуйста, опишите мне Рахула одним словом, – попросил Пател Фарруха. – Первым, какое придет вам на ум. Мне просто интересно, – добавил детектив.

– Наглый, – ответил доктор.

По лицу детектива было видно, что этого ему недостаточно.

– Пожалуйста, что-нибудь еще, – сказал детектив.

– Высокомерный.

– Это ближе, – заметил Пател.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги