Читаем Сын цирка полностью

– Рахул над всеми издевается, – пояснил Фаррух. – Он снисходит до вас, он дразнит, он третирует вас с каким-то утонченным самодовольством. Как и у его покойной тетки, его оружие – это изощренность. Я думаю, по сути он жестокий человек.

Доктор замолчал, поскольку детектив, сидящий за столом, закрыл глаза и заулыбался. Все это время заместитель комиссара полиции Пател перебирал по столу пальцами, будто печатал еще один отчет, однако пальцы его опускались не на клавиши пишущей машинки. Детектив снова разложил фотографии – они заполнили весь стол, – и пальцы застучали по головам насмешливых слонов, попадая по пупкам убитых проституток… по всем этим вечно подмигивающим глазкам.

Из кабинета под балконом кто-то кричал, что говорит правду, а полицейский спокойно возражал, миролюбиво повторяя одно и то же слово «ложь». Со двора из-за огороженной площадки для собак раздавались соответствующие звуки – это лаяли полицейские собаки.

Закончив писать свои показания о Рахуле, доктор Дарувалла вышел на балкон, чтобы взглянуть на гавкающих собак. Солнце позднего утра ярко освещало двор, и полицейские собаки, одни доберманы, разлеглись в единственном тенистом углу своего питомника – деревья мешали Фарруху рассмотреть их. Однако на балконе стояла маленькая клетка, выстланная газетой, и доктор опустился на колени, чтобы поиграть со щенком добермана, пленником этого переносного узилища. Щенок завертелся и заскулил, требуя внимания Фарруха, просунул свою гладкую темную мордочку сквозь прутья решетки и лизнул руку доктора – его острые как иголки зубы покусывали пальцы доктора.

– Ты хорошая собака? – спросил щенка Фаррух.

Вокруг глупых глаз щенка были ржаво-коричневые пятна, знак породы, которую предпочитала для работы полиция Бомбея, – гладкошерстный доберман не боится жары. Это крупные, мощные и быстрые собаки, у них хватка и стойкость терьера, хотя по уму доберманы уступают немецким овчаркам.

На балкон из соседнего кабинета, откуда доносился стук по крайней мере трех пишущих машинок, вышел молодой офицер младшего звания, и этот юный представитель полиции сердито отчитал доктора Даруваллу в том смысле, что «испорченного» щенка добермана невозможно дрессировать для выполнения полицейских задач, что нельзя относиться к будущей полицейской собаке как к домашнему любимцу. Когда кто-то так резко заговаривал с ним на хинди, доктор просто цепенел – он плохо владел этим языком.

– Извините меня, – сказал по-английски доктор Дарувалла.

– Нет, это не вам нужно извиняться! – внезапно воскликнул кто-то. Это из кабинета на балкон вышел заместитель комиссара полиции Пател, держа в руке показания Фарруха. – Играйте, играйте со щенком сколько хотите! – рявкнул Пател.

Юный офицерский чин осознал свою ошибку и быстро извинился перед доктором Даруваллой.

– Виноват, сэр, – сказал он, но, прежде чем он юркнул обратно в свой кабинет к безопасному стуку пишущих машинок, детектив Пател облаял его:

– Это ты должен извиниться за то, как ты разговариваешь с моим свидетелем!

Так я, оказывается, «свидетель», внезапно осознал Фаррух. Доктор сделал небольшое состояние, высмеивая полицейских, – а теперь оказалось, что он был в полном неведении относительно таких тривиальных вещей, как иерархия среди них.

– Продолжайте – играйте со щенком! – повторил Пател доктору, так что Фаррух снова повернулся к доберману.

Поскольку собачонок только что наложил до странности большую кучу на подстеленную газету, доктор обратил на это внимание. Тут до доктора Даруваллы и дошло, что под щенком сегодняшний номер газеты «Таймс оф Индиа» и что доберман попал прямо на обзор фильма «Инспектор Дхар и Башни Молчания». Это была скверная рецензия, настолько враждебная, что мрачное впечатление от нее, казалось, только крепло из-за вони собачьего дерьма.

Куча позволяла прочесть только часть отзыва, однако и этого было достаточно, чтобы взбесить Фарруха. Там был даже дурацкий выпад насчет того, что у Дхара проблемы с весом. Обозреватель ерничал, что, дескать, Инспектор Дхар слишком накачался пивом, дабы оправдать утверждение киностудии, что Дхар – это Чарльз Бронсон Бомбея.

По шелесту страниц за спиной доктор догадался, что заместитель комиссара закончил знакомство с его письменными показаниями. Детектив Пател стоял неподалеку и видел, что читает Фаррух, – он и застелил клетку этой газетой.

– Боюсь, что это не очень хорошая рецензия, – заметил заместитель комиссара полиции.

– Хороших я не встречал, – сказал Фаррух.

Вслед за Пателом доктор вернулся в кабинет. Он чувствовал, что детектив не очень-то удовлетворен его письменными показаниями.

– Садитесь, – сказал детектив Пател, но, когда доктор двинулся к стулу, на котором прежде сидел, детектив взял его за руку и повел вокруг стола. – Нет-нет. Садитесь на мое место!

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги