Абу едва не споткнулся, дернулся вперед и виновато повел руками, пойманный Оллэ за шиворот. Сам сын шторма ничего нового для себя в происходящем не обнаружил – и потому принял сказанное спокойно. В окне мелькнула тень, и пылкий поклонник, воодушевленный дыханием, для него понятным, как лицо или запах кожи, затоптался под окном, сунул за пояс стебельки нескольких цветков – и стал ощупывать старый узловатый стебель виноградника, пришептывая похвалы красоте и обещания верности еле слышно и уже без рифмы.
– Да, я твой раб, у тебя есть право требовать всего, чего угодно, так потребуй, я исполню с величайшим рвением! Кто знает, скоро ли он вернётся, а я прямо теперь тут, рядом. Ты молода, он поймет. Ты не создана для одиночества, о Аше…
– Х-гм, – звучно прокашлялась королева, старательно и неподвижно молчавшая до сих пор, укутанная плотной тканью так, что для неопытного нэрриха её дыхание осталось тайной. – Вот скотина! Лезет в одно и то же окно что в сознании, что без оного. Правильно Бертран говорил: оттяпать лишнее… Хотя лишнее у дурака – не башка, не-ет… Он сейчас, как и в прочее время, не башкой думает.
– Ваше величество? – поразился нэрриха. Руки ослабли и отцепились от винограда, Вион с изрядной высоты рухнул на спину, неловко и болезненно.
– Моё, бес тебе в ребро… – хмыкнула королева, скинула ткань с головы и прошла к окну. Перегнулась в сад, добавила громко и весело: – Аше! Я желаю получить полный кувшин воды из источника святого Аввы. Обеспечь.
Серебряный кувшин полетел вниз прицельно, брошенный не королевой, а её охранницей – и клюнул ухажера в темечко. Тот страдальчески охнул. В окне захихикали на два голоса, вполне довольные чисто женской местью.
– Вы идти куда сказала женщина вождь, – важно велела Аше на наречии Эндэры. – Вы быстро бежать, совсем быстро! Воду нести. Нога тут, нога там.
– Во-во, чтоб он лопнул, – продолжала развлекаться королева, разжигая лампаду. – Трутень недодавленный! Лезет и лезет за медом в одно и то же окно.
Вион сердито засопел, но приказа маари преодолеть не смог и хмуро поплелся прочь, сжимая кувшин, проклиная упрямую жену упрямого Кортэ, вездесущую королеву, лезущую в чужие дела – и свой несчастный рабский удел. До источника святой воды, как помнил Оллэ, от западных ворот города вела узкая натоптанная тропка – бродом через реку, в скалы, затем болотом и глухими лощинами. Пятнадцать лиг… Пройти путь полагалось обязательно пешком и босиком, желательно без отдыха, иначе, утверждали служители Башни, вода теряла целебную силу.
Когда Вион нехотя, против воли, перешел с шага на бег и скрылся вдали, королева снова рассмеялась, свойски ткнула маари локтем в бок.
– Из меня тоже получилась неплохая охранница, а? Вот бы еще понять, почему всякая моя любимица тотчас привлекает толпы уродов. Как я мило развлекалась, как я весело травила и давила гнусь, лезущую соблазнять малышку Зоэ. – Королева тяжело вздохнула, сразу посерьезнела и села в любимое кресло. – Черт-те что в голову лезет. Я во всю развлекалась, а куколку-то не уберегла… Аше, иди сюда. Он точно не нужен тебе? Мы люди берега, ты права. Мы слабые, зато у нас можно много такого, что извиняет именно слабость. Где черти носят твоего Кортэ? Может, он от ревности скорее явится… Боже, что я горожу…
Королева зевнула и невнятной скороговоркой забормотала коротенькую молитву. Аше судорожно, со всхлипом вздохнула. Черным силуэтом появилась на миг в окне, подняла руку, готовясь плотнее задернуть штору – и замерла.
– Там сын ветра, – сообщила она королеве, не оборачиваясь и настороженно вглядываясь в ночь. – Сильный. Знакомый. Старший.
– Притащился, значит, – снова зевнула Изабелла. – Один? Небось, еще кого приволок. А, ладно… Пусть лезут. Камин затопи.
– Заботливая, – ласково выговорила Аше, раздвигая шторы и оборачиваясь к королеве. – Моя тут хорошо. Тепло. Женщина-вождь дарить копье, дарить пестрая ткань. Огонь в душе – греть, хорошо. Огонь камин – хорошо. Жарко греть.
Оллэ снова вскинул ученика на плечо, на сей раз Абу вяло заворчал, пробуя протестовать, но сразу смолк: он лучше многих знал, что сын шторма не меняет решений без веских причин. Признать таковой неловкость от способа появления в кабинете королевы едва ли возможно. Он сам просил о помощи, он забросил упражнения с оружием и сделался слаб, он не одолел бы стену быстро и бесшумно, даже пользуясь надежной лестницей витых виноградных лоз…
Лицо королевы было излишне бледным, на лбу отчетливо выступила испарина, под глазами лежали желтоватые тени. Абу все приметил с первого взгляда, поклонился, опускаясь на колени и принимаясь рыться в мешке с лекарствами.
– Вы снова не отдыхали, – укоризненно отметил посол, забывая неловкость своего комичного появления. – Если вам дорог ребенок, извольте хоть иногда вспоминать о советах лучшего в этом городе лекаря.