Сын Валленрода

Тучный, лысоватый, невысокого роста тип в темном костюме, с плотоядной улыбкой на физиономии подождал, пока зал успокоится, и выпалил четверостишие:

Жанна д’Арк идет с револьвером
и в наши добрые чувства не верит.
Приди к нам в казарму, девочка, ну-тка,
получишь от нас в подарок малютку.

Взрыв хохота, выкрики в честь национального поэта, и нескончаемые аплодисменты. Станислав стремительно поднялся из-за стола и вышел в коридор. Остановившись у открытого окна, он смотрел на убегающую вдаль улицу. По ней двигались подавленные, испуганные жители города. По обеим сторонам мостовой шел патруль полевой жандармерии, останавливая и обыскивая прохожих. Откуда-то издалека доносилось резкое, полное угрозы «Halt! Halt! Hände hoch!»[8] Он вдруг почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной. Это была медсестра. Та самая, которая так заботилась об этом госпитале. Она положила ему на плечо руку и спросила, как он себя чувствует. Он так внезапно вышел из зала, что ей показалось, что… Нет, нет. Ничего особенного. Просто он терпеть не может поэтов и их бездарных виршей. Она удивилась и даже почувствовала себя задетой. Поэзия… Без нее нельзя жить. Поэзия — это цветок души. Есть, например, стихотворение неизвестного немецкого поэта «Лорелея». Она декламировала его в школе, и у нее слезы сами собой катились из глаз. А это, о Жанне д’Арк, не такое красивое, зато очень смешное. Игривая шутка для настоящих мужчин. Она захихикала. Странно, что ему не понравилось. А может быть, он просто не любит француженок? Ее это не удивляет, хотя они хорошенькие и умеют флиртовать. Но очень ветреные и не умеют по-настоящему любить. Любовь для них — только развлечение. Немки гораздо преданнее. И неправда, что им не хватает фантазии в любви. Они умеют расшевелить немецких мужчин, которые часто бывают очень неповоротливы. Она вновь захихикала. Станислав ответил, что охотно даст ей себя расшевелить, и предложил прогуляться. С большим удовольствием, но надо подождать несколько дней. Ему пока нельзя далеко уходить. А болтаться тут, во дворе, не имеет смысла. Они пойдут гулять далеко, чтобы скрыться от посторонних глаз. Может быть, ей удастся научить его ценить поэзию. В любви она необходима. Станислав окинул ее оценивающим взглядом. Миловидная, пухленькая, в его вкусе. И всегда относилась к нему заботливее, чем к другим. Он и сам не раз заглядывал к ней в комнату медсестер поздними вечерами, во время ее ночных дежурств, но визитеров было слишком много, и ему никогда не удавалось остаться с ней наедине. Теперь же этот короткий разговор обещал интересную интрижку. Он охотно согласился с предложением скрыться от чужих глаз, но не изъявил желания учиться любви к поэзии. Он опасался, что она начнет его пичкать какой-нибудь немецкой националистической ерундой. «Вы, наверное, предпочитаете романы?» — спросила она. Он кивнул головой в знак согласия. Тогда она поинтересовалась его любимой книгой. Подумав, он назвал «Крестоносцев». «Крестоносцы»? Этой книги она не знала. «Кто ее написал?»… «Был такой писатель, лауреат Нобелевской премии». Она задумалась. «Не знаю, может быть, я ошибаюсь, Нобель, кажется, был еврей». Он покачал головой, он об этом не слышал. Но тот, кто написал эту книгу, не был ни немцем, ни евреем. И никогда не сочинял глупых стихов о Жанне д’Арк. Медсестра удивилась. «Не был немцем? Кем же он был? Итальянцем? Нет?.. Тогда испанцем, — пыталась угадать она. — Тоже нет? Зачем же читать книги наших врагов?» На это ему нечего было возразить. Какое-то время они молча смотрели в окно. «Франция — прекрасная страна, — сказала она, желая прервать молчание. — Только французы противные. Смотрят на нас как на волков. А мой отец рассказывал, что они такие общительные, гостеприимные…» Станислав взял ее за руку без особой нежности.

— Сестрица, мы в них стреляли, — заметил он.

— Они в нас тоже, — сердито сказала она.

У него пропало желание разговаривать дальше. Он пообещал себе, что на предполагаемой прогулке будет говорить только о луне. Она довольно далеко, и до нее еще не добрался немецкий национал-социализм. Он надеялся также, что полная грудь и свежие сочные губы вознаградят его за сдержанность речи.

— Я спрошу завтра врача, когда мне можно будет пойти с вами гулять.

Она ответила очаровательной, безыдейной и вненациональной улыбкой.