Сын Валленрода

— Дело темное. Я не хочу иметь с этим ничего общего. А это бистро — какой-то притон. Будь осторожнее. Сегодня они хотят купить продовольствие, а завтра спросят, нет ли у тебя лишнего оружия.

У Станислава на кончике языка уже вертелся ответ, что, если бы ему предложили такую сделку, он согласился бы не колеблясь. Но сдержался и промолчал.

В лучах заходящего солнца вдали на скале виднелся огромный лев — герб Бельфора, символ мужества, много раз проявленного городом. Гордая, величественная фигура производила ныне в оккупированном городе гнетущее впечатление. Жалкая в своей гордыне, безжизненная, беспомощная скульптура, на которую бросали равнодушные взгляды проходившие мимо завоеватели. Трое «немцев» шли узкими улочками, вслушиваясь в свои шаги, будящие гулкое железное эхо. После недавней казни они, пожалуй, впервые осознали, как враждебно и угрожающе звучат эти шаги для жителей города. Навстречу шел мальчишка лет десяти, согнувшийся под тяжестью корзины. Станислав дружески помахал ему рукой и остановил его. Мальчик не на шутку испугался.

— Спроси его, как пройти к форту.

— Зачем? — удивился Пьер. — Ведь мы знаем дорогу.

— Неважно. Спроси его.

Пьер, пожав плечами, выполнил просьбу Станислава. Подросток, преодолев страх, начал объяснять, указывая направление свободной рукой. Станислав положил ему на голову ладонь и слегка сжал ее, словно нащупывая что-то, а другой достал из кармана пачку сигарет.

— У тебя есть старший брат? — спросил он, продолжая внимательно ощупывать голову подростка.

— Есть.

— Возьми для него.

— Брата нет дома, — быстро переводил Пьер. — Брат в немецком плену.

— Все равно возьми.

Мальчик нерешительно посмотрел на него, взял сигареты и поспешно удалился. Когда они обернулись, он был уже довольно далеко. На мгновение остановившись, он глянул исподлобья назад и бросил в их сторону пачку сигарет. Солдаты молча посмотрели друг на друга. Им было не по себе.

— Знаешь, я словно вижу наших хлопцев с Поморья, — сказал Пеля. — Вижу их… после кровавого воскресенья в Быдгощи. Презрение и ненависть в глазах. Зачем ты щупал его голову?

— Сам не знаю, — уклончиво ответил Станислав. — Ничего еще не знаю. Посмотрим.

Он видел, как подростки перебросили через стену веревочную лестницу, с обезьяньей ловкостью влезли по ней и исчезли по ту сторону. Им было лет по двенадцати, не больше. Проворные, отчаянные французские гавроши. За стеной они были уже в безопасности. Он хорошо знал это место, там ни одной живой души не встретишь. Больше всего беспокоила решетка. Расстояние между прутьями он тщательно измерил и передал размеры французу из бистро. Не должны были застрять. Но сомнения не покидали его. Если ребята не просунут сквозь решетку свои черепушки — все усилия пойдут прахом. Станислав попробовал представить себе, как они пролезают в узкую щель. Прошло уже десять минут, как мальчишки исчезли из его поля зрения. По плану должны пробыть там не более четверти часа. Да, но ни у одного из них, конечно, нет часов. А может, им дали… Все равно пробудут там до тех пор, пока не наполнят мешки. Нужно еще учесть и жадность. Жадность изголодавшихся. Наверняка нагрузят больше, чем смогут поднять, и будут из всех сил стараться дотащить тяжеленные мешки до стены. Прошло больше двадцати минут, прежде чем он услышал, как упала первая банка. Она мягко упала на траву, за ней посыпались следующие. Значит, добрались! Молодцы ребята! Из заросшего травой крепостного рва выскочили еще трое и торопливо начали наполнять свои мешки. Дети. Ни одного взрослого. Так условились. Безопаснее для обеих сторон. Если попадутся — что с них взять, просто-напросто голодные дети. Влепят несколько горячих по заднему месту, и все тут. Вермахт — это не СС и не гестапо. Не поставят же детей к стенке.