Сын вечности

В коридоре я вижу кучку детей, которые разбегаются, радостно подпрыгивая. Все уже в курсе, что мы здесь. В других классах и кабинетах просыпаются люди, убирают раскладушки и спальники. Я прохожу мимо компьютерного класса, где на руках у женщины плачет младенец. Хотелось бы мне знать их прошлое.

В кабинете испанского читают несколько девочек. Одна висит в воздухе в такой позе, будто растянулась на полу. Левитация – самая обычная для небожителей способность, но все же я очень впечатлен. Как будто вижу, что кто-то выжал от груди несколько сотен фунтов, не обладая силовыми способностями.

В спортзале небожители играют в баскетбол при помощи суперспособностей. Девочка ведет мяч без рук. Наверное, это телекинез. Или что-то еще, например связь с резиной или воздухом, которая позволяет ей контролировать мяч. Она проводит его под ногами соперника и пытается передать напарнику – но тут из ниоткуда появляется другая девочка, перехватывает мяч и исчезает так же быстро, как появилась. Она телепортируется по полю, по несколько футов за раз, и никто не может ее остановить – она добирается до кольца и кладет в него мяч.

Глядя на этих небожителей, думаешь, что колдовство – это праздник. Я не знаю, через что им пришлось пройти, чтобы оказаться под защитой Чароходов, но лично я бы использовал свою силу как топливо, чтобы выйти на улицу и сделать мир лучше. Если моему брату приходится сражаться, значит, и они должны.

– Он здесь! – девочка-телепортатор замечает меня.

Она то появляется, то исчезает, как в игре, которая лагает. Все толпятся вокруг меня и перебивают друг друга.

– Ты правда сражался с призраком?

– Потренируйся с нами!

– Я могу зачаровывать воду, давай будем партнерами!

– Ты такой храбрый! А о чем ты думал во время битвы?

Я не успеваю ничего сказать – один мальчик прищуривается и говорит:

– У него нет никаких сил, он его брат, – и уходит.

– Ой, – говорит водный чародей. Но он милый, поэтому остается.

Эти небожители могли бы узнать меня, потому что я не только брат – я тоже был на линии огня и сражался с призраками. И безо всяких сил. Для этого нужна невероятная храбрость. Одно дело, когда мои собственные подписчики не пришли тусить со мной в Виспер-Филдс. Но быть принятым за Эмиля… этого я не вынесу. Люди меня знают и любят. Посмотрите на мои аккаунты в соцсетях, которые я с нуля поднял.

– Вы не знаете, где найти Уэсли? – спрашиваю я.

– Наверное, в профессорской гостиной, – говорит девочка-телекинетик.

Смешно думать, что Уэсли, который на год старше меня, окажется в профессорской гостиной, но я решаю спуститься и проверить. На диванах лежат одеяла, но под ними никого нет. Не представляю, кто здесь спит. Я иду по коридору на звук музыки и наконец нахожу комнату, где сидят ребята: Уэсли хреново играет на флейте, Ева пишет что-то, сидя за пианино, а Атлас устроился рядом с розеткой и заряжает телефон.

Уэсли видит меня и опускает флейту.

– Мы работаем, честное слово.

– Любой революции нужен саундтрек, – говорит Ева.

– Любому герою нужно отдыхать от ссорящихся девиц, – добавляет Атлас.

Ева салютует бутылкой воды, будто в ней шампанское.

– Может, если Айрис и Марибель наконец подерутся, они перестанут ссориться.

– Хреновый из тебя пацифист, – говорит Уэсли, и я вынужден согласиться. В жесте, которым Ева направляла на нас жезл, не было ничего мирного.

– Если бы я все еще играл, то поставил бы на Айрис, – добавляет он.

– Без комментариев, – говорит Атлас.

– Ты тоже за Айрис? – уточняет Уэсли, но Атлас молчит. – Брайтон, садись.

Я уже чувствую, что Чароходы считают меня своим другом. Я здесь свой.

– А где Марибель и Айрис? Я гулял по зданию, но их не видел.

– Марибель заперлась в комнате и пытается найти ту таинственную небожительницу.

Ева вздыхает, закрывает свой дневник. Мне стыдно за то, что я ей помешал.

– Айрис пожертвовала очередным утром обнимашек ради обучения какого-то небожителя, который даже не планирует сражаться вместе с командой.

– Значит, ты не борешься, потому что ты пацифистка?

Ева поднимает руку к волосам и выдергивает тонкую прядь.

– Когда Айрис уходит – это всегда худший момент в моей жизни. Она считает себя непобедимой, но однажды кто-нибудь докажет ей, что это неправда. Но она не хочет, чтобы я работала в поле, потому что моя сила слишком ценна. Если я попаду в плохие руки, мое целительство можно будет использовать страшными способами. Она скорее умрет, если узнает, что меня пытают, пока я латаю раны.

– Зачем тебя пытать, если ты исцеляешь? – Все затихают, и мне становится неудобно. Я единственный, кто не знает ответа. Ева снова дергает волосы, а потом подсовывает руки под себя, чтобы прекратить.

– Чтобы исцелить чьи-то раны, я должна для начала принять чужую боль. Я восстанавливаюсь быстрее пациентов, но страдаю так, что могу не пережить очередного раза. Представь, что случится, если я попаду к Кровавым чародеям, или алхимикам, или инспекторам. Я проведу остаток своих дней, исцеляя преступников и тех, кто нас ненавидит.