Сын вечности

– Я очень по нему скучаю, но, может, оно и к лучшему, что он умер. Он бы не увидел, как я превращаюсь в кого-то, кем не хочу быть.

– Я то же самое думаю про маму, – говорит Несс. – Я всегда мечтал стать актером. Мы ходили в кино и на мюзиклы, и я думал… меня тянуло на сцену. Бродвей, блокбастеры, инди-фильмы. Все такое. Мы вместе репетировали школьные пьесы, пока наш водитель вез меня на курсы актерского мастерства, в часе езды от дома. Если бы она узнала, что я использовал весь свой опыт актерского мастерства, когда стал Кровавым чародеем, она бы велела мне забыть про свои мечты. Как когда-то велел сенатор.

Потерять папу в семнадцать было очень тяжело, но я представить не могу, что такое остаться без матери в тринадцать.

– Как ты себя чувствовал после того, как она умерла?

– Странно, – сразу отвечает Несс. – Все случилось внезапно. Сенатор диктовал мне, что я должен чувствовать: гнев, ненависть, отвращение. Заставлял меня плакать перед камерами. Я стал символом – ребенок, потерявший близкого из-за жестокости небожителей, и эта роль была единственным способом получить одобрение сенатора. И не пойми меня неправильно, я сейчас не про объятия. Иногда он жал мне руку, иногда хвалил, но даже это хоть как-то заполняло пустоту, которая осталась после маминой смерти.

Я говорю, что сочувствую его потере, хотя мои соболезнования давно запоздали.

– И я тебе сочувствую. Тебе повезло, что твоя мама так тебя любит, что защищает любой ценой. Мой отец бросил меня в огонь.

Он встает и снова садится в центре комнаты. Это похоже на приглашение, так что я сажусь рядом. Я чувствую запах дешевого лавандового мыла, которое лежит у нас в ванной, и он успокаивает нервы, как хорошая аромасвеча.

– А как это – потерять отца? – спрашивает Несс.

Я рассказываю, что сложно, хотя у нас было время на подготовку. Иногда папа делал вид, что он здоров, но мы не могли ему подыгрывать – он кашлял кровью и трясся от лихорадки так, что нам приходилось везти его в больницу. Ходить в школу было страшно, потому что мы не знали, застанем ли его живым, когда вернемся. Когда все показалось совсем безнадежным, было написано завещание и сказаны все слова, врачи решили, что участие в клинических испытаниях уже ничего не испортит. Правда, они причиняли боль. А заражение крови причинило боль нам всем, особенно Брайтону, который так и не оправился после папиной смерти.

– Повезло тебе с твоим бессмертием, светлячок.

– Думаешь? Этот бесконечный цикл – проклятье. Прошло меньше месяца, а я не могу смотреть в зеркало, потому что не вижу там спасителя, избранного, героя, который нужен Чароходам. Я не хочу сражаться до конца своей жизни. Всех жизней.

– Но если бы мы все были бессмертными, моя мама была бы жива. И твой отец тоже.

– По-твоему, бессмертие решит все проблемы в мире?

– Насрать мне на этот мир. Эта страна собирается избрать президентом моего отца – сенатора, и ни один обладатель силы больше не будет в безопасности. В какой-то момент откроется, что я жив, и он меня убьет, чтобы защитить свой имидж. Я бы не отказался от пожизненной защиты твоих. Вечно бы бегал от сенатора и от Луны.

– Убегать и сражаться – это не жизнь.

– Но лучше смерти.

Не понимаю, откуда он это взял, но звучит жутко.

– Я не хочу терять родных, Несс, но я не доверяю миру, где нельзя умереть, где тебя будут мучить вечно.

Янтарные глаза Несса впиваются в меня.

– Ты что, отказался бы от воскрешения, если бы мог? Врешь.

– Я уже пытаюсь найти лекарство. Я не хочу умирать, но и жить вечно не буду.

– Ты ничего не понял, светлячок. Слишком поздно. Луна – гроссмейстер, который сел за доску задолго до нашего рождения. Она терпелива и расчетлива. Она могла обзавестись силой много лет назад, но зачем это ей? В этом она похожа на сенатора. У нее нет силы, но она одна из самых могущественных людей в городе. Сейчас она умирает, а Венценосный мечтатель появился как раз вовремя, чтобы она успела сделать последний ход.

Вот очень удачный пример человека, которому я ни за что не пожелал бы вечной жизни.

– А что с ней?

– Заболевание крови, – говорит он, и моя грудь болезненно сжимается. – Если человек получил кровь одной твари, кровь другой уже не приживется.

Отличные новости на случай, если мы найдем способ подавлять силу.

– Попытки Луны смешать несколько видов крови вызывали лишь серьезные болезни и значительно снижали силу, полученную от первой твари. И никак не приближали ее к цели.

– Это к какой?

– К бессмертию.

– Истинное бессмертие невозможно, – отвечаю я. – Даже фениксы умирают.

– Ага, – кивает Несс. – Но когда Кеон впервые умер и не возродился, Луна сразу поняла, что кровь одного только феникса не даст ей самой бессмертия. Она не смирилась, как многие алхимики до нее, она пошла дальше.

– И она видит во мне решение своей проблемы?

– Нет. Выпить твою кровь она не может, ей нужна чистая кровь твари. Но Луна не ищет решения, она его уже нашла. Твой старый дружок Ортон тому доказательством.

– И в чем смысл? Смешать кровь небожителя с кровью твари?

– Ортон не был небожителем. Он был призраком.